Ядовитое кино - Валерий Георгиевич Шарапов

был настоящий тиран… Однако я не думаю, что супруга как-то причастна к его смерти…

– Качинский был довольно привлекательным мужчиной, несмотря на свой относительно зрелый возраст, вы не находите?

– Если до вас дошли слухи о его связях с женщинами, то я не хотела бы обсуждать данную тему!

– А с вами?

– У меня с ним ничего не было и быть не могло! Еще раз прошу избавить меня от обсуждения этой темы!

Зверев закивал:

– Хорошо, тогда давайте вернемся к нашей соде.

– Я привезла пачку из Москвы, купила ее в магазине на Мосфильмовской как раз накануне поездки сюда.

– А когда распечатали?

– Вчера вечером.

– При каких обстоятельствах?

– Вчера вечером Качинский собрал нас в фойе общежития, в котором нас разместили, чтобы проинформировать о планах на дальнейший день.

– Во сколько Качинский вас собрал?

– В шесть вечера. Мы собрались в фойе, с утра планировалось начать съемки. Мы обсуждали рабочие вопросы довольно долго, и тут Всеволоду Михайловичу стало плохо…

– Насколько плохо?

– Ничего особенного, обычный приступ изжоги.

– И именно тогда вы открыли пачку?

– Да. Я сходила в свою комнату, распечатала ее, взяла ложку и пошла в фойе. Там на журнальном столике стоял графин и стаканы. Я налила в стакан воды и положила в него ложку соды.

– И Качинский выпил его на глазах у всех.

– Да, все это видели.

– Видели, как вы дали Качинскому раствор, но не как вы открывали пачку?

– Да.

– Все ясно. Что потом? Как после этого он себя повел?

– Выпил, поморщился, и, видимо, ему полегчало.

– Почему вы решили, что ему полегчало?

– Потому что он продолжил совещание и про изжогу больше не вспоминал. Когда все кончилось, я поинтересовалась, будет ли он ужинать, он отказался.

Зверев посмотрел на Игорька.

– Общие симптомы при отравлении рицином наступают не сразу, а по истечении некоторого инкубационного периода, – без лишних слов пояснил Комарик.

– Получается, что Качинский выпил раствор около семи вечера вчера, а признаки отравления рицином проявились сегодня утром. То есть прошло не меньше четырнадцати часов…

Игорек поправил очки и авторитетно заявил:

– Я считаю, что если бы яд попал в организм нашего режиссера вчера вечером, то признаки отравления проявились бы значительно раньше!

Зверев кивнул и вновь обратился к Горшковой:

– Во сколько вы разошлись?

– Примерно в половине восьмого.

– Что случилось потом?

– Потом мы разошлись и… Подождите… – Горшкова вздрогнула и схватилась за голову. – Боже мой, я, кажется, все поняла…

– Что вы поняли?

Женщина заметно оживилась, схватила со стола стакан и сделала несколько глотков.

– Я вспомнила! После того как Качинский нас распустил и все разошлись по своим комнатам, я забыла пачку с содой на окне за цветочным горшком. Да-да, все так и было. Совещание закончилось, все разошлись, а меня вызвал к себе Головин. Нужно было обсудить ряд организационных вопросов по поводу дополнительного финансирования и привлечения статистов.

– То есть сразу после совещания вы пошли к Головину?

– У Арсения Ивановича я провела не больше получаса, потом вернулась в свою комнату и вспомнила, что оставила пачку и свою ложку в фойе. Я пошла туда и вернулась в фойе. Ложка и открытая пачка с содой были там, где я их оставила.

– Когда вы вернулись в фойе, там кто-то был?

– Нет. Я забрала соду и вернулась к себе.

– После возвращения вы куда-нибудь еще уходили? Вы выходили из номера?

– Нет.

– К вам никто не приходил?

– Нет, я примерно с полчаса поработала с документами и легла спать.

– Что случилось утром? Ничего необычного не произошло?

– В том-то и дело, что произошло! Примерно в пять утра в мою дверь постучали. Когда я открыла, то увидела Качинского. Он был раздражен и снова пожаловался на изжогу.

– И вы снова сделали раствор?

– Да! Он его выпил, пожаловался на духоту и неприятный запах в его комнате и ушел. Спустя три часа мы все сели в машины и отправились на съемки. Когда мы уехали, пачку я оставила в своей комнате.

Зверев оглядел присутствующих и подошел к Горшковой, та встала.

– Ну что ж, картина вроде бы вырисовывается.

– Картина? Меня что… посадят?

Зверев усмехнулся:

– Надеюсь, что нет, хотя, если вы нам соврали, у вас могут возникнуть серьезные неприятности.

– Все, что я вам сообщила, – чистая правда! Я же все понимаю!

Зверев пожал Софье Горшковой руку и велел Костину проводить ее до крыльца.

Глава третья

Пройдя через южные ворота, Зверев обогнул яблоневый сад и вышел к братскому корпусу бывшего Мирожского монастыря, ныне используемому как общежитие. В годы оккупации здесь находился концлагерь для женщин и детей. После войны разрушенные постройки восстановили и стали использовать для жилья. Именно здесь, как он уже знал, и разместились на постой прибывшие на съемку нового фильма московские гости.

Двухэтажное побеленное здание было окружено густым кустарником, у всех трех подъездов стояли лавочки, на одной из которых Павел Васильевич увидел молодую парочку. По имевшемуся у него описанию Зверев узнал юную ассистентку режиссера Анечку Дроздову. Молодой человек, сидевший рядом с ней и обнимающий девушку за талию, наверняка был оператором Дмитрием Уточкиным.

Увидев внезапно появившегося из-за поворота Зверева, девушка тут же оттолкнула руку своего очкастого кавалера и отсела чуть в сторону.

– Здравствуйте! Если не ошибаюсь, именно здесь остановились прибывшие в наш город московские гости, которые будут снимать у нас фильм? – учтиво поинтересовался Зверев.

– Не ошибаетесь! – довольно дерзко парировал Уточкин. – А вы чего здесь забыли? И, вообще, вы кто?

Анечка ткнула своего соседа локтем и улыбнулась.

– Здравствуйте! Вы к нам по делу? У нас ведь такое несчастье.

– Я в курсе! Именно поэтому я здесь. – Зверев показал удостоверение.

– Так вы из милиции? – Анечка вскочила и протянула майору руку. – Анна Дроздова! Можно просто Аня.

Зверев пожал крохотную ручонку:

– Майор Зверев… Павел Васильевич! Можно просто Павел.

– А это наш оператор Дмитрий Уточкин, – представила коллегу Анечка.

– Дмитрий Борисович, – сухо представился Уточкин, при этом отвернулся и не протянул руки.

Зверев улыбнулся и покачал головой.

– Ну что ж, поскольку мы познакомились, скажу, что имею желание задать вам несколько вопросов. Позвольте присесть?

– Разумеется! – воскликнула Анечка. Зверев занял место справа от нее. – Вы будете искать убийцу нашего режиссера? – воскликнула Анечка, ее глаза сверкали.

– По крайней мере, попытаюсь! Итак, раз уж вы меня раскусили, тогда вот мой первый вопрос: как давно вы здесь поселились?

– Живем мы тут уже четвертый день! Такое чудесное место, правда мы еще особо нигде не были. Первый день съемок был сорван! Теперь мы здесь прозябаем и