Грустное начало попаданства - Михаил Леккор

но люди в фуражках этому поверили. Похоже, и не такие еще зэки у них бывали. А, может быть, им и было все по херу. Главное, заключенный цел, а до конечной точки поездки оставались считанные метры. А потом он убудет и навсегда, как многие зэки. Что тут дергаться?

И ему со своей стороны не надо тревожиться. Предмет был не граната, не револьвер и не нож, то есть не оружие в разной модификации. Так что не возьмут его за белы рученьки и не обвинят до кучи еще за нападение на ответственных лиц НКВД. Расстрельная, между прочим, статья, хотя куда уж больше. Два раза ведь, кажется, не расстреливают?

По приезде его споро выгнали из «воронка», прогнали по темным / серым коридорам, на короткой остановке все-таки тщательно прошмонали. Сергей, наконец, увидел подарок покойного (ух!), судя по времени, Дуринцева Алексея. Это были нагрудные часы с серебряным корпусом с позолотой. Скорее всего, еще отцовские. До революции это был частый признак представителя небогатой дворянской интеллигенции и разного рода разночинцев. А при Советской власти такие часы стали возможны лишь где-то в 1970 — 1980-е годы, когда мода на них уже прошла.

Возьмет — не возьмет вертухай? — почти равнодушно подумал Сергей. Он выгорел уже эмоционально до конца и казалось бы — поведи его на расстрел, пошел бы, не раздумывая. А тут какие-то чужие часы! Но работник НКВД, присмотревшись — не оружие, опасности не имеет никой — также равнодушно отложил на грудку одежды. Затем его заставили помыться в чуть теплой воде душа, дали для обтирки казенное полотенце со штампами НКВД.

И он неведомо как — три поворота, два полутемных коридора — оказался в ярко освещенном кабинете с уже опять наручниками на руках.

— Сиди здесь и не дергайся, руки свои не распускай, придет товарищ генеральный комиссар госбезопасности, обязательно встань. При разговоре обращайся только как гражданин народный комиссар, или гражданин генеральный комиссар госбезопасности, — быстро проинструктировал его сопровождающий (опять новый!). Сказал и замолчал. Ведь судя по властности и непринужденному спокойствию, это был хозяин кабинета.

Да не просто хозяин, сам Николай Иванович Ежов — нарком НКВД и генеральный комиссар госбезопасности. Человек, на чьей совести были сотни тысяч человек (по официальной точке зрения) или даже миллионов (неумные либералы). А еще, по сталинской версии, гомосексуалист и страшный вредитель Советской власти, которого, в конце концов, арестовали и расстреляли самого.

Век бы не подходил к нему, но он сам пришел, — подумал гражданин XXI века Сергей Романов и мягко улыбнулся.

Вроде бы кабинет был обустроен роскошно и в то же время нарочито казенно, словно подчеркивалось — здесь находится важный и очень ответственный посетитель, которому нет никакой значения до обстановки и который все это держит лишь по высокому чину и ответственной должности.

Видимо он видел уже много людей, приговоренных к смерти и знающих это, и такая реакция его даже несколько удивила.

— Великий князь Сергей Александрович Романов, не так ли? — спросил он на всякий случай для опознания и чтобы понять, в нормальном ли гость состоянии. Ибо видеть высокопоставленного в прошлом человека он бы еще хотел, но не сумасшедшего!

— Благодарю вас, он самый, — спокойно и с достоинством ответил Сергей, смотря на него с умеренным любопытством, когда человек показывает, что его собеседник интересен ему, но без крайности.

— Ага, — сделал вывод Николай Иванович, бросив на него пытливый взор. Одежда на нем, конечно, была обмятой и немного грязноватой. Сразу было видно, что он в ней не только ходил днем, но и спал ночью. С другой стороны, а что делать, если он был уже не первые сутки в тюрьме?

А вот то что он до сих пор спокоен и стоит с достоинством, Ежову понравилось. Он уже видел и другие противоположные варианты, когда солидные, считалось бы, люди, в возрасте и в чинах, при виде его падали на колени и были готовы признать, что угодно, лишь бы их пожалели и не расстреливали.

Смешные такие, будто он мог что-то сделать. То есть приказывать расстреливать больше и чаще он еще мог, а вот помиловать мог только Хозяин — И.В. Сталин. А он как раз этих людишек на Олимпе политической жизни страны очень не любил и страстно жаждал их погибели.

Даже этого человека он не мог, если бы и желал, помиловать. Даже втихомолку. Все равно свои же донесут, потому что знают — будь его воля, он бы сам всех расстрелял. А там, когда Хозяин узнает, будет еще по-разному — или пожурит спокойно или разгневает и… что там станет — понижение в должности? Арест или даже расстрел?

К счастью, он помиловать не желает. Слишком уж много в СССР осталось грязи. И если при ее уборке будет нечаянно расстрелян ряд честных или невиновных, что же он готов нести такую тяжесть на своих плечах. Зато к окончанию срока его деятельности в стране станет значительно чище.

Так вот это великий князь, который, оказывается, спокойно жил в Москве и даже в центре, в несколько километрах от Кремле, одуреть и не встать! А ведь согласно эмигрантской газетенке, очень даже близкий к императорскому престолу!

Узнав о нем, Николай Иванович приказал привезти его к себе и обязательно относительно целом виде отнюдь не из любопытства или даже либерального желания помиловать. Вот еще! Великие князья — это анахронизм прошлого. А в настоящей реальности их быть не должно, то есть единственный «безболезненный» вариант даже для него самого — расстрел! Всяко ведь лучше, чем медленно умирать на Воркуте. И все равно ведь умрет, но мучительно!

Все это так, но пока он станет еще одной пикантной новостью для Вождя. Ему будет интересно и даже смешно узнать, что в столице страны победившего социализма живет великий князь. А там по его желанию — или расстрелять, или оставить в Москве или в провинции. Или даже поставить его зав производством — пусть врастает в социализм.

А пока мы поговорим, и он узнает всякие о нем мелочи. Конечно, ему обязательно собрали справку — где жил до тюрьмы и в тюрьме, и кто его близкие родственники, но все же! И.В. Сталин не любит, когда его подручный делает свою работу плохо. Ведь если он сумеет подать это извести интересно и Вождь заинтересуется, то он обязательно задаст вопросы. И не дай бог ты скажешь «не знаю». Таких незнаек Хозяин немедля изгонял, а то расстреливал.

— Так, Вадим, наручники с нашего гостя снять и