Волшебник Ришикеша - Мария Мансурова

— Недавно произошел такой инцидент: двое, парень и девушка, стояли на улице и целовались. Один из прохожих подошел к ним, размахнулся и ударил. Об этом написали в газете, и общественное мнение разделилось. Одни говорили о свободе, другие резко осуждали парочку, утверждая, что они вызвали вполне естественную реакцию. Некоторые вещи должны быть скрыты от посторонних глаз. Мы забываем об этом. Слишком часто забываем об этом. Иногда это приводит к трагедии. На этом закончим. Хорошего дня. Харе Ом.

— Харе Ом. — Эхом отозвался зал.

Анна встала, ощущая покалывание в коленях. Ноги затекли и с трудом несли ее к выходу. На улице раздавались уже привычные крики обезьян и пение птиц, предвещавшее день еще более жаркий, чем обычно. Она вошла в комнату, застигнув полоску обнаженной спины, мгновенно скрывшуюся в ванной.

— Лола, ты пойдешь на водопады?

— Да. А ты? Сегодня очень жарко, ты выдержишь?

— Пойду в любом случае. Не могу же я здесь целый день сидеть!

Анна присела на кровать, взяв в руки маленькое зеркало. Ее отражение: медовые глаза в ободке теней бессонницы, бледные тонкие черты… Она запрокинула голову на подушку.

— Когда же я загорю? — произнесла она вполголоса, и вопрос ее не был услышан шоколадной соседкой. Она не знала, дойдет ли до водопадов под обжигающим маслом тающего солнца. Но остаться за зелеными ставнями и целый день думать о нем было немыслимо. Мечты всегда вели ее за собой. Сколько раз она говорила себе: «Прекрати! Забудь об этом». А потом перед глазами возникал фрагмент картины, она не могла удержаться и смотрела, смотрела… Пока не оказывалась внутри. Мечты о свободе…

Мухтар поцеловал сына и вышел. Никаких хлопков дверью или упреков. Анна вздрогнула от тишины. Сашенька замер, уставившись на дверь. Ее малыш, не затихающий, не замолкающий ни на секунду, не произносил ни звука, обрушивая на ее плечи волну раскаяния. Она уже не могла вспомнить, из-за чего начала тот разговор. Чем была недовольна? Что искала? Шторы вздрагивали от осеннего ветра. Бесшумно ступая по черному паркету, она подошла к окну и резко надавила на тяжелую раму, прячась от нестерпимых запахов осени.

— Аня… Ты пойдешь или будешь отдыхать?

Анна приподнялась на локтях.

— Хорошо, ты еще здесь. А то бы я все проспала.

Рюкзак мирно покачивался на спине Вити, гипнотизируя ее, будто маятник. Они разбились по несколько человек и сели в джипы. Дорога тряслась, извивалась вдоль Ганги, охваченной золотым свечением песка и камней на берегу. Маленькими глотками Анна пила холодную воду, предчувствуя очередную борьбу с собственным телом. Подниматься куда-либо сквозь липкую жару казалось ей настоящей пыткой. Но в тот день, когда она купила билет в Индию, она запретила себе отказываться от любых предложенных возможностей. Она была отчаянной, осторожной, потом одинокой. Пришло время становиться собой.

Решимость померкла спустя десять минут, когда группа, во главе с Витей, змейкой полетела наверх, оставляя ее позади. Шлепанцы скользили по земле, сердце бешено колотилось. Подъем оказался более крутой, чем она ожидала. Боль узлом скрутила желудок, вызывая в ней приступ гнева. За секунду она возненавидела йогу, йогов, ее шустрых друзей. А главное — Витю. «Как? Как же ты мог меня оставить?» Хотелось заплакать и забраться все-таки повыше, чтобы спрыгнуть оттуда. Солнце над головой начали закрывать фиолетовые пятна.

— Тебе помочь? — Невысокий парень с смугло-грязно-загорелым лицом оторвался от змейки. Ден с рассеянно-виноватой улыбкой протягивал руки, готовые забрать серую сумку.

— Да нет. Спасибо. Иди.

— А ты?

— А я дня через два доберусь.

Анна засмеялась, изо всех сил пытаясь скрыть досаду. Солнце просачивалось в корни волос, натирало кожу острым лезвием.

— Давай. — Ден сорвал с ее плеча сумку и решительно зашагал вперед. — Не отставай.

Она пыталась. Ноги набирали темп, но голова вновь была полна дыма, приглушающего скрип веток, шум листвы, голоса, замирающие где-то вдали. Минут через пять она вновь сидела на камне. Ден замер на пригорке.

— Иди, правда. Я не могу так быстро.

— Как-то это будет неправильно.

— А ты что, всегда правильный? Ты, вообще, откуда такой взялся? — Взглядом она обвела его фигуру, начиная с неровных пальцев в кожаных сандалиях и заканчивая розовой банданой. — Чем ты занимаешься в Москве?

— Я юрист.

— Что?! — Смешные бриджи и нелепая желтая майка — юрист?

— А сколько тебе лет, Ден-юрист?

— Сорок три.

— Ха! — Даже пятна померкли перед глазами — неужели она настолько не умеет определять возраст человека? — Ты что, забальзамировался?

— Вставай. Скоро все обратно пойдут.

Вновь скользят шлепанцы, воздуха меньше, противно ноет под левой лопаткой. Желудок — единственный центр боли, дирижер ее тела. Отчаяние подступает вместе с тошнотой. Ладонь невольно прижимается к животу. Это не пройдет. Никогда…

— Аня… — Его голос подобен внезапной вспышке в темноте.

— Витя, ты вернулся… — Мгновенно отливает от сердца темно-мутно-вязкая печаль. Он вернулся. Все будет хорошо. Хочется заплакать от тупого, примитивного, ничем не обоснованного счастья.

Он берет ее за руку, сжимает ладонь сильными горячими пальцами, тянет за собой. Серая сумка и Ден растворяются впереди.

— Не думай, что я тебя оставил. Я знал, что ты с Деном. Я все контролировал. — Анна прижимается к нему. — Хочешь пить?

— Да, да. Хочу.

Несколько глотков его возвращения. Узкая ладонь плывет в свой дом, где ей бесконечно уютно, доверяет без всяких вопросов.

— Витя, ты такой добрый…

— Прекрати.

— Такой хороший! Мне неудобно рядом с тобой идти! Серьезно!

Шум воды смешивается в его сердце с ее словами. Они пришли. Водопады. Потоки струятся по скалистой поверхности, покрытой мхом. Люди, люди тянут руки, лица, ноги к воде, впитывают, вбирают в себя прохладу горных ручьев, слившихся в симфонии. Их руки расходятся в разные устья в преддверии посторонних глаз. Босиком Анна идет под холодные брызги, под струи, падающие с небес. Смывает с себя боль, тревогу. Позволяет ткани впитать надежду. Все будет хорошо. Он вернулся.

Он коснулся ее груди. Внезапная судорога пронеслась по телу. Сквозь матовое оконное стекло угадывался подступающий вечер с засыпающими лесами Швейцарии. Безмятежный воздух, наполненный убаюкивающим пением птиц, смешивался с запахом лавандового масла. Но лицо Анны исказила тревога. Ее пугала близость с ним. Это длилось минуту, не больше. Она пыталась скрыть выражение глаз за сомкнутыми веками, дрожь тела — за тесными объятиями. Мухтар слишком хорошо знал жену, поэтому отстранился и присел на край ванны.

— Опять? Я думал, это в прошлом.