Оружие Вёльвы - Елизавета Алексеевна Дворецкая

желаешь верить, то мне тебя не убедить. Это сделают другие. И помогите нам, асиньи, чтобы я в то время еще оказалась жива!

С этим Снефрид и распрощалась с теткой Хравнхильд. Привязав мешок к седлу Ласточки, она взобралась на камень у стены хлева, оттуда в седло и поехала в сторону дома. Над озером поднимался туман, в ельниках кричали совы. Снефрид старалась не оглядываться, но серые спины озерных чудовищ сами собой приходили ей на ум.

Глава 2

Снефрид не была пугливой, однако прошло несколько дней, прежде чем она смогла избавиться от тягостного впечатления, оставленного свиданием с теткой. К счастью, отца не было дома, а Мьёлль только посматривала на нее вопросительно, и Снефрид старалась разгладить лоб. Возможно, у Хравнхильд расстроилось здоровье, а женщине в ее годах нетрудно вообразить, что ее уже ждет погребальный костер. Отсюда эта угрюмость, склонность к мрачным и грозным пророчествам. Но ее это все не касается. Снефрид не чувствовала в себе никакого призвания к сотворению чар и не желала этого.

Больше ее волновало другое: верны ли слова Хравнхильд насчет Ульвара? Верно ли, что он за прошедшие три года нажил богатство и находится в Грикланде? Если так, почему не дает о себе знать? Хравнхильд сказала, что домой в Свеаланд он никогда не вернется. Неужели это тоже правда? При мысли об этом Снефрид охватывала растерянность. Все эти три года она ждала – ждала и надеялась, что однажды Ульвар вернется и они заживут как прежде. Ну а если нет? Что ей тогда делать – одной, не женой и не вдовой? Остаться с отцом, пережить его, сделаться со временем такой же, как Хравнхильд – одинокой и немного не в своем уме? Только ей госпожа Алов покровительствовать не будет.

И когда Снефрид доходила до этой мысли, тихой змейкой вползала следующая: так может, стоило бы… Ну, не соглашаться, а разузнать получше, чего от нее хочет Хравнхильд? Что от нее потребуется? Может, все не так уж страшно?

– Смотрю, не пошли тебе впрок теткины дары, – заметила как-то Мьёлль. – С тех пор как ты приехала от нее с этими окороками, ты все хмуришься. Лучше бы мы своим сыром питались, чем есть чужую свинину пополам с тоской.

Мьёлль сейчас было чуть меньше сорока. Сразу после женитьбы на Виглинд Асбранд купил на большом рынке в Бьёрко молоденькую рабыню с белой как молоко кожей, светлыми глазами и белесыми ресницами. За эту белизну Виглинд дала ей имя Мьёлль[5]; выяснить ее настоящее имя тогда не удалось, поскольку девушка, финка родом, не знала северного языка, и объясниться с нею поначалу удавалось только знаками. За прошедшие с тех пор двадцать с лишним лет она выучила язык (а заодно и привыкла к новому имени), два раза отвергла желающих ее выкупить, чтобы жениться, и Снефрид доверяла ей во всем.

– Она… я думаю, ей нездоровится, – ответила Снефрид, снова вспоминая осунувшееся лицо тетки. – Она грозит, что умрет, что однажды… я найду ее мертвой, и тогда мне придется… самой учиться управляться с ее жезлом вёльвы. А она уже не сможет мне помочь.

– Не лучше ли тебе тогда будет взять этот жезл да и бросить его в самое глубокое место Лебяжьего озера? Из чего он сделан?

– Кажется, из бронзы. Не помню, чтобы я его видела, но мне так кажется.

– Значит, утонет.

– Было бы неплохо. Но, понимаешь… а что если она говорит правду, и тогда… выбросить жезл будет все равно что выбросить узду – от этого строптивый жеребец не станет спокойнее.

– И кто этот жеребец? – Мьёлль поняла ее мысль.

– Она намекает, что это старший сын госпожи Алов из Тюленьего Камня.

– Из тех сыновей, что она родила от Бьёрнова сына?

– Да, которые считают себя наследниками Бьёрна, только он не хочет признавать этой женитьбы. Говорит, что он этого брака не разрешал, а значит, Алов Анунду была не жена, а наложница, и ее три сына – «дети рабыни». Сигурд хёвдинг предлагал ему хоть двадцать свидетелей, что его дочь была Анундом взята в жены «даром и словом», так как все это было на йольском пиру, но наш конунг упрям, как старый окаменевший тролль. Дело не в том, что он не верит в эту свадьбу, – Снефрид понизила голос. – Ему не нужны законные наследники. Ему нужны… его кровные потомки, потому что он умеет из них вытягивать жизнь, чтобы продлевать собственную.

– Чего же тут дивного? – Мьёлль двинула плечом, не переставая прясть серую шерсть осенней стрижки. – Если человеку восьмой десяток, а он все еще жив, как же тут обойтись без колдовства? Без колдовства столько не живут.

– Правда то, что уже четверо или пятеро его родичей-мужчин умерли молодыми, без всякой видимой причины. И сам Анунд тоже. С его женитьбы прошло лет пять или шесть, он там и жил в Тюленьем Камне у своего тестя, как однажды упал лицом на стол и умер мгновенно. Что это могло быть, кроме как удар копья «могучей жены»[6]? Больше ничего. Это многие люди видели, даже Фридлейв. Я несколько раз слышала, как он об этом рассказывал, он был на том пиру. Ну а кто же мог подослать эту «могучую жену» с ее невидимым копьем? – Теперь Снефрид говорила едва слышно. – Только старая вирд-кона самого Бьёрна. Больше это вроде бы никому не нужно.

– А кто такая эта вирд-кона? Его кормилица?

– Да! – несмотря на тревогу, Снефрид не могла не засмеяться этому сравнению. – Его старая кормилица. Только она кормила его не обычным молоком, а удачей.

– Как это?

– У знатных вождей, у конунгов и им подобных, есть спе-диса, – собственная диса, которая приходит к человеку при рождении и остается с ним на всю жизнь. Следует за ним в любой дороге, оберегает от бед, приносит удачу. Иногда их посылает сам Один или Фригг, так бывало в давние времена. А сейчас, чтобы у человека появилась спе-диса, ее нужно призвать. Для этого родители еще до рождения ребенка находят мудрую женщину – вирд-кону, которая умеет это сделать, и зовут ее в повитухи. Во время родов она призывает дух спе-дисы в саму себя. Она принимает ребенка, обмывает его, передает на руки отцу и предрекает ему судьбу. Очень важно найти хорошую, сильную вирд-кону. Хравнхильд уже в моих нынешних годах была такой. Моя мать рассказывала, что ее сестра лет с тринадцати только и бредила чарами. Ее учили родители – мои дед и