Прыжок тигра - Кирилл Казанцев

– Римма Михайловна, – очень осторожно, даже вкрадчиво повторил Максим главный вопрос, – а почему вы уверены, что это именно ваша квартира? Вы не ошиблись?

Старуха оперлась ладонями на стол, поднялась с табуретки и поплелась в коридор, остановилась перед закрытой комнатой, подергала за ручку.

– У вас ключ есть?

Предприимчивый «внучок» почему-то не пожелал сдать одинокому квартиранту обе комнаты и одну задраил наглухо. Максим еще раз осмотрел замок, потом саму дверь. Как бы тут поаккуратнее, чтобы разрушений поменьше после себя оставить. Замок новый, зато дверь – труха трухой.

– Сейчас поищу, подождите, – Максим кое-как дохромал до дивана, запихнул пистолет в «тайник» и вернулся в коридор. Бабка снова уползла в кухню и затаилась в темноте, дышала еле слышно. Максим стоял перед дверью, как витязь на распутье. Там, за тонкой фанерной створкой, скорее всего, склад старого барахла. Бабка, если верить ее словам, в дом престарелых переехала прошлой осенью, прошло всего полгода, и квартиру еще не успели окончательно «убить». Следовательно, сдавалась она редко, в основном простаивала. Ее, вероятно, планировали продать, но только после смерти законной хозяйки. Интересно, чем она докажет свое право собственности? «А, была не была, один черт бабке надо где-то жить». Вдохновленный этим открытием Максим с трех ударов выбил дверь здоровой ногой. Створка грохнула о стену, из помещения выползла волна душного застойного запаха. Максим постоял немного в коридоре, привалившись к стене. Левая нога болит, но не больше, чем обычно – уже хорошо, это обнадеживает. Старуха не двигалась, она не произнесла ни слова, пока Максим расправлялся с дверью. Бабка, похоже, уже устала бояться, и на все происходящее взирала спокойно, даже отрешенно.

– Пожалуйста, – приглашающе произнес Максим, и пропустил бабку вперед. Внутри действительно оказалась барахолка – вдоль стен стоят шкафы и сервант с выбитым стеклом, старая кровать, на ней груда одежды. Подоконники завалены книгами, между стопками стоят горшки с засохшими цветами и посуда – чашки с блюдцами, графины. С потолка свисает абажур формы «тюльпан», шторы на окнах отсутствуют.

– Вон там, в книжном шкафу, – бабка трясущейся рукой указала в темный угол.

– Достаньте сами, пожалуйста, – Максим в комнату не вошел, остался на пороге. Бабка ловко обогнула стол, просочилась между ним и набитыми чем-то коробками к шкафу, открыла стеклянную дверку и принялась увлеченно перебирать толстые пыльные тома. С полок падало что-то мелкое и разлеталось по полу. Максим не двигался, он следил за бабкой и гадал, что она там ищет.

– Вот, пожалуйста. – В руках у старухи оказался старый конверт с аккуратно срезанным краем. Из него Римма Михайловна извлекла что-то темное и плоское – то ли открытку, то ли кусок плотной бумаги.

– Это я, – сказала женщина и подала находку Максиму. В руках у него оказался профсоюзный билет с фотографией владелицы. Максим развернул документ – да, все верно, это она, только моложе на сорок лет. «Профсоюз рабочих машиностроения», – кое-как разобрал Максим мелкие буквы, написанные неровным угловатым почерком.

– Профсоюзы – школа коммунизма, – вслух прочитал он лозунг на соседней страничке и вернул документ Римме Михайловне. Вопросов у него больше не было, такие нычки быстро найдет только тот, кто их сам когда-то делал. Но бабка не унималась, теперь она совала Максиму еще одну бумагу, извлеченную откуда-то из-под платка. Только сейчас Максим заметил, что халат на женщине перехвачен поясом, и к нему крепится небольшая сумка, что-то вроде барсетки.

– Я понял, понял, – попытался отмахнуться Максим от пропахшего лекарствами документа, но старуха настаивала. Это оказалась старая, еще прошлогодняя медицинская справка-заключение о том, что ее предъявитель никакими особо опасными инфекционными болезнями не страдает. В профсоюзном билете и на справке значились одинаковые фамилия, имя и отчество. Бабка успокоилась, убрала свои удостоверения личности и уселась на край кровати. В комнате летала потревоженная пыль, пахло старой бумагой и почему-то кислятиной. Максим закрыл лицо ладонями и чихнул несколько раз, отошел подальше от вскрытого склепа и прикрыл за собой дверь.

– Спокойной ночи, – донеслось до него из комнаты.

– И вам того же. – Он вернулся в комнату, улегся на диван. За стеной все было тихо, в подъезде и на улице тоже. Сколько времени, интересно? Да какая разница – сколько, не на работу же с утра вставать. Максим закрыл глаза, почти сразу отключился и, как младенец, проспал крепким здоровым сном почти до полудня. А проснувшись, долго лежал и смотрел в потолок, прислушивался к звукам, доносившимся из-за плотно закрытой двери. Старуха шмыгала по коридору, то в кухню, то в ванную и быстро, как застигнутая врасплох мышь, бежала обратно в свою норку. Днем Максим все же столкнулся с бабкой в коридоре. Она рассмотрела при свете дня внешность своего «квартиранта», прошелестела что-то вроде приветствия и быстренько убралась на свою территорию. «Поесть бы чего». Максим открыл холодильник, посмотрел на пустые полки и захлопнул дверцу. В доме кроме запасов быстрорастворимой лапши и чая нет ничего. От китайской дряни уже тошнит, придется идти в нормальный магазин. Максим оделся поосновательнее, зашнуровал кроссовки, прошелся по коридору. Лодыжка вроде не болит, так, ноет под повязкой еле заметно, но это уже не считается. Максим вышел из квартиры и притормозил на пороге. Рядом с ковриком в углу у стены валялась палка, самая обычная с ручкой и набалдашником. Такими пользуются пенсионеры и люди с проблемами передвижения. Максим поднял палку, вернулся в квартиру.

– Римма Михайловна, это не ваша? – крикнул он, обращаясь к закрытой двери.

Старуха на зов явилась стремительно, словно джинн из бутылки.

– Да, это моя. Благодарю вас. – Она взяла из рук Максима палку и так же стремительно скрылась за своей дверью.

– Не за что, – пробурчал он еле слышно. И пошел потихоньку, осторожно наступая на поврежденную ногу.

Так прошло еще два дня. Из своей комнаты бабка почти не показывалась, и на квартиранта она обращала внимания не больше, чем на таракана или другое домашнее животное. Сновала тихонько по квартире и к купленным Максимом продуктам почти не прикасалась. Жила, действительно, как мышь в норе, сидела себе тихонько среди старого барахла, а уж о том, чтобы выйти на улицу прогуляться, бабка и не помышляла. Максим тоже старался ей лишний раз на глаза не показываться, и количество прогулок по маршруту «лоджия – окно в комнате» сократил. Понятно, что долго так продолжаться не может, бабка в безопасности, лишь пока он здесь. Уйдет он – «внучок» просто выкинет старуху на улицу. И будет, как в анекдоте: Красная Шапочка звонит в дверь бабушке, открывается дверь, на пороге стоит волк, ковыряющий в зубах. Красная Шапочка удивляется:

– Ой, а здесь жила моя бабушка!

А волк ей отвечает:

– Ну, жила бабушка, а теперь тут офис.

Смешно, если бы не было так тошно. А время поджимает – надо и свои дела делать, и «хвост» обрубить, и бабку бросать нельзя. Зато лодыжка почти перестала о себе напоминать, отек окончательно спал. К ноге вернулась прежняя подвижность, а к Максиму – уверенность в себе и дееспособность. Но перед очередным выходом нужно размяться, посмотреть, как себя поведет раненая конечность. А попутно на людей посмотреть, только себя не показывать. Если получится, конечно.