Благороднейший жулик, или Мальчишкам без башенки вход запрещен! - Ксения Зацепина

– Здрасте, – попыталась улыбнуться я, но мой собеседник только больше нахмурился.

– Вам не понравилось выступление? Зоя Борисовна сказала, вы хотели меня видеть, – тем же ровным тоном спросил Бонд.

– Что вы, нет! Все было великолепно, – бодро заголосила я, – вы так хорошо танцуете! Долго учились?

Парень пристально смотрел на меня с высоты своего роста, сложив руки на груди, а глаза его сверкали, как лед Антарктики на солнце.

– Извините, что отвлекаю от… – я быстро махнула в сторону сцены, на которой танцевали несколько парней, – от репетиции, но, кажется, это ваше.

Я подняла кулак повыше и разжала его. Лед в глазах Бонда стал таять, а на губах появилось легкое подобие улыбки.

– Мое, – согласился он и взял запонку с моей ладони, – честно говоря, думал, потерял. Это не большая ценность, но все же часть костюма.

– Я так и подумала, – бешено закивала я.

– Думал, придется купить новые, ведь я потерял казенный реквизит. Но теперь не придется. Спасибо вам, Варвара.

После этого он улыбнулся шире и, развернувшись на каблуках, испарился за кулисами. Я была под впечатлением.

Он запомнил мое имя!

Вообще-то его было трудно не запомнить, все-таки мы виделись не больше четырнадцати часов назад, но все-таки!

«Спасибо вам, Варвара», – нежно проговорил он и удалился.

Я постояла там еще пару минут, выбиваясь из общей картины, и хотела поплестить домой, когда почувствовала толчок.

– Ой, извините, пожалуйста, – услышала я приятный баритон, – не думал, что вы так резко развернетесь…

– Да ничего страшного, – ответила я, потирая ушибленное плечо, на котором завтра будет красоваться синяк.

– Тут с утра такой сумасшедший дом, – продолжал извиняться парень.

– Да ниче-ниче, выживу, – заверила я и наконец-то подняла глаза на него, чтобы попрощаться.

Первое, что я увидела, – небесно-голубые глаза и светло-русые волосы.

Парень же застыл на месте и продолжал изучать мое лицо, как будто не веря тому, что видел.

– Варька? – наконец спросил он.

– Калина? – само собой вырвалось у меня.

Полчаса спустя я сидела в милой кафешке «Техас» неподалеку от «Наимы». Вокруг было полно народу, музыка играла со всех сторон, люди говорили между собой так громко, что в небольшом зале стоял гул, как в улье, но я ничего не замечала. Передо мной сидел Славка Калинин, мой закадычный друг детства, генерал нашего детского отряда. А я всегда была калининской верной медсестрой.

Сколько же прошло лет после нашей последней встречи?

Славка и его родители переехали в другое место, когда мне было 7, а ему 8. То есть это получается почти восемнадцать лет. Господи, целая жизнь!

Разумеется, Славка изменился почти до неузнаваемости, но его глаза… глаза остались прежними – добрыми, голубыми, бездонными и такими родными!

Мой новообретенный друг подозвал жестом официантку.

– Привет, Слав, – кивнула ему подавальщица, – как дела?

– Нормально, Ларис, а у тебя? – дежурно поинтересовался он в ответ. – Нам два капучино, два салата-коктейля, два стейка…

– Я стейк не буду, – встряла я, – еще не проголодалась.

– Один стейк, – продолжил Слава, – и два куска яблочного пирога.

Девушка старательно записала заказ и испарилась.

– Три! Три куска пирога, – крикнул ей вслед друг и наклонился ко мне, – за их пироги душу можно отдать. Я сладкое не ем, но от их выпечки даже Будда не смог бы отказаться.

Я кивала в такт его речи и не могла поверить, что тем самым хореографом, который стоял напротив сцены и корректировал движения танцоров, был Славка – Калина. Тот самый мальчик, которому я на 23 февраля в первом классе нарисовала гуашью поздравительную открытку. Открытку я с тех пор не видела ни разу, а вот разводы на полу от красной гуаши оставались у нас дома еще десять лет, пока родители не сделали капитальный ремонт. Каждый раз, когда мама натыкалась взглядом на это противно-розовое пятно на кухонном линолеуме, интересовалась у меня, зачем мне понадобилось столько красной гуаши. Как зачем, отвечала я про себя. Для крови. Ее на моем шедевре было предостаточно. Если бы меня в то время отвели к психологу и показали это «праздничное» творение, я уверена, мне бы прописали какое-нибудь успокаивающее.

– Ну что, Варвара, – протянул Славка и положил руки в замок на столе, – Варька-медсестра…

Я смущенно улыбнулась. Между прочим, в те тяжелые детско-военные времена, чтобы вылечить раненного в грудь офицера, мне нужно было поцеловать его в щечку. А если, не дай бог, ранена была голова, то в губы.

– Как дела у тебя, солнце? – по-дружески спросил Калина и заговорщицки подмигнул. – Небось замуж уже вышла, детей нарожала?

– Да нет, пока бездетная, – развела я руками.

– А муж?

– И мужа нет, – откровенно ответила я, – зато есть квартира, работа, друзья… Родители живут там же. Остались на прежнем месте.

– А кем работаешь?

– Секретарем в книжном магазине.

– Надо же, – поднял бровь Славка, как будто я сказала, что служу в Пентагоне.

– Да хватит про меня! – всплеснула я руками. – Что с тобой? Вы как переехали почти двадцать лет назад, так ты и не появлялся! Как жизнь? Как дела? Где живешь? Как так вообще получилось, что ты стал…

Я смущенно улыбнулась в попытках поточнее описать его сегодняшнюю службу.

– Стриптизером, – подсказал мне Слава с лукавым прищуром.

– Ага, – подтвердила я.

Перед нами появилась Лариса с подносом, на котором дымились две чашечки с горячим кофе и стояли две вазочки с салатами.

– Слав, стейк немного задержится, у нас небольшое ЧП на кухне. Саня сегодня не пришел, а у нас рук не хватает, – объяснила официантка, когда выставила заказ на стол, – ничего?

– Конечно, ничего, – добродушно махнул рукой Калина, – подожду. Привет Марине и Свете.

Лариса просто расцвела и отошла от нашего столика.

– Хороший тут персонал, – со знанием дела известил меня друг, – цены невысокие, а еда очень качественная. К тому же недалеко от места работы. Мы с пацанами всегда сюда заскакиваем перекусить, с девчонками поболтать…

– Слава, – невежливо перебила я и ястребом уставилась на Калинина.

– Как вышло так, что я стал стриптизером, – история длинная. Много чего произошло за эти восемнадцать лет, – тихо проговорил Слава, и его улыбка превратилась в плотно сжатые губы.