Инструктор по убийству - Сергей Самаров

Это, на мой взгляд, было даже большим неудобством для бедолаги, чем собственно перелом челюсти. Но держался Владимир с достоинством. Мне даже понравилось выражение его глаз.

Он вроде бы заранее торжествовал, ожидал увидеть человека, который его так жестоко избил, заглянул поочередно в пять лиц, встретился с каждым из нас долгим испытующим взглядом, но так и не сумел никого узнать. Об этом парень сразу и сообщил Алексею Викторовичу отрицательным движением руки.

После чего он прошептал едва слышно, почти не двигая челюстью:

— Нет, товарищ майор, тот был старше, с наколками на руках. Я хорошо рассмотрел перстни с расходящимися лучами на пальцах. Три или четыре на правой руке, не могу точнее вспомнить, и два на левой. Но бил он профессионально, с умением, как настоящий боксер.

Мне странно было наблюдать за тем, как человек пытается общаться в своей обычной манере, говорить привычными словами, в своем собственном стиле. При этом ему было, видимо, больно, но излагать свои мысли иначе Климкин просто не умел.

Майор поморщился так, словно упрек был высказан в его сторону, и поинтересовался:

— А клей у тебя кто покупал?

— Да я разве помню. За день в магазине столько покупателей проходит! Могу только сказать, что с бородкой человек был. Вот с такой же. — Климкин показал на меня. — Но тот, по-моему, выше был. Еще мне тогда показалось, будто глаза у него были какие-то сердитые, сосредоточенные, что ли.

— Но точно не этот?.. — Алексей Викторович в отчаянии ткнул мне пальцем в грудь.

Я человек спокойный, уравновешенный. Но должен признаться в том, что мне захотелось этот палец ему же в нос вбить и там с силой провернуть. Естественно, вместе с носом.

— Нет. Точно не он. Я же говорил, что тот ростом был выше, взгляд не такой, лицо какое-то вытянутое.

На этом процесс опознания был закончен. Владимир Климкин и понятые подписали протокол, после чего тот же солдат увел их на выход.

— Я все видел и слышал, — торопливо сказал полковник Альтшулер, заходя в кабинет.

Этими вот словами он остановил Алексея Викторовича, собиравшегося доложить ему о результатах опознания, и добавил:

— Я еще раз убедился в твоей неправоте, Алексей Викторович.

В чем заключалась неправота майора, догадаться было совсем не трудно по его почти истеричному тычку пальцем мне в грудь. Это был последний жест отчаяния. После него порядочные люди поднимают пистолет, прижимают ствол к своему виску и давят на спусковой крючок. Но такое яркое и торжественное событие не состоялось. На этом основании я сделал собственный вывод об уровне порядочности Алексея Викторовича.

— Товарищи офицеры, все свободны! Можете переодеваться. Спасибо за маскарад. — Эти слова Альтшулера были адресованы моим товарищам по несчастью, имеющим отдаленное сходство со мной и принимавшим участие в процедуре опознания в качестве статистов.

Они торопливо вышли. В кабинете остались только мы с полковником, Алексей Викторович и два возрастных офицера в гражданском, не отстающих от полковника, но пока безучастных ко всему происходящему.

— Я еще нужен вам, товарищ полковник? — поинтересовался я у Альтшулера.

— Лично мне — нет. Ты прямо сейчас в кадры зайди, они отметят, что ты к службе приступил, и можешь в спортзал отправляться. Кстати, майор Владимиров проявил желание у тебя потренироваться, — проговорил Альтшулер и кивнул в сторону Алексея Викторовича. — Он, правда, у нас служит в следственном отделе, а у тебя занятия пока планируются только со спецназовцами и оперативниками. Но одного человека ты, я думаю, принять сможешь.

— Да, разумеется. Пусть приходит, — сказал я и окинул взглядом майора с головы до пят и обратно.

Вес килограммов за девяносто, из них около десяти, судя по двойному подбородку, откровенно лишние. Если он будет заниматься всерьез, то я быстро приведу его в форму.

Козырять я не стал, поскольку на мне не было головного убора, но щелкнуть каблуками на прощание не забыл и отправился в кадры, в кабинет, расположенный на первом этаже. Это не заняло у меня много времени.

Там я прежде всего услышал, что для получения постоянного пропуска должен быть сфотографирован прямо здесь и сейчас, в этом кабинете. Я отказался, сослался на то, что сперва бородку надо сбрить. Дескать, вечером это сделаю, потом сфотографируюсь сам и принесу нужное количество снимков. Могу прямо на флешке отдать, чтобы в кадрах сами распечатали нужного размера.

Это всех устроило. Вопрос, как оказалось, вовсе не сводился к тому, что ФСБ требовалась моя фотография для каких-то своих следственных нужд. Я обязан был принести ее не только для пропуска, но и для личного дела. Значит, избежать этого было невозможно. Суть дела сводилась только к ношению мною бородки.

— А зачем вы бородку сбривать надумали? Вам она вполне к лицу, — сказала возрастная женщина в мундире с погонами старшего прапорщика.

— Армейская привычка. На службе у нас борода не допускалась. Только легкая небритость в боевых условиях. Но мы и в ходе операций старались следить за собой. Офицеры солдатам пример подавали.

— Вы что же, всегда имели при себе бритву?

— А зачем нам бритва? Мы привыкли обходиться ножом или малой саперной лопаткой. У нормального бойца она всегда должна быть заточена до максимально возможной остроты.

— Я слышала, что вы этими лопатками даже дрались.

— У нас считался обязательным курс рукопашного боя с использованием лопаток и ножей. — Я не хвастался, говорил только то, что было в действительности, но сотрудники отдела, как мне показалось, не приняли мои слова на веру.

Однако это, в принципе, была совсем не моя беда, а только их.

Должен сказать, что в мои планы входило обучение спецназа ФСБ не только ножевому бою, но и применению в схватке малых саперных лопаток.

Когда я показал полковнику Альтшулеру план предстоящих занятий и перечень дисциплин, он ровным счетом ничего не возразил, заметил только:

— Ты хочешь из наших спецназовцев настоящих киллеров сделать!

Если полковник и пытался меня этой фразой смутить, то эта его идея оказалась неудачной.

— Я по своей воинской сущности и по профессии, товарищ полковник, диверсант. А диверсант и киллер — это понятия слегка родственные, — заявил я.

Я вовсе не утверждал, что сам являюсь киллером, только признал, что диверсанту стать таковым гораздо проще, чем, к примеру, охранником. Хотя это тоже возможный вариант, потому что настоящий охранник обязан знать все методы работы диверсантов. Уверен, что у меня, при моем серьезном и даже скрупулезном отношении к любому делу, за какое бы я ни взялся, были все шансы стать отличным охранником или даже начальником службы безопасности в серьезной структуре.

В подвальное помещение я спускался по лестнице, уже знакомой мне, и встретился с майором Владимировым. Он зашел сюда из одного крыла здания, я — из другого.