Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке - Иван Владимирович Ельчанинов

происходящем, как можете связать два события в единое целое?

–Не могу связать величайшее событие нашей страны, да и всего мира с моим личным горем. При чём здесь мои руки и два дерева, что стали первым чудом света? Не я один стал жертвой преследования, не мне одному мешают жить. Слышал о матерях, родивших двойню в этот день и позавидовал своей нынешней жизни. Мир давно стал намного больше, потому люди стали меньше! Вы все верите в конец света! Сколько вас? 97 процентов населения Земли, если верить СМИ? Я не верю в конец, но не знаю, что мне ждать завтра, потому что получается, что я не верю всей планете. Верить в конец света это одно и то же, что не верить в своё будущее. Пропагандировать то, чего не пожелаешь своим близким и выполнять какой-то долг? Да это низко, это подобно предательству Родины… Да, что вы знаете о будущем, если не верите в него? На встречу будущему, спотыкаясь о прошлое? Я не связан с деревьями, что коснулись небес, я, всего лишь, чудом выжил в страшной аварии, но лишился рук и миллионов ощущений…».

Это всё, что Арлстау ответил журналисту. Кратко, но сам считал, что сболтнул лишнего, что перегнул со словом «пропагандировать». Затем списал всё это на спонтанность и забил. «Чем меньше говорить, тем меньше будут ждать противоречий, а лучше ничего не говорить, не объяснять. Так всем будет интересней.».

Как по воле судьбы и по взмаху лёгкой руки, после его дерзкой, необдуманной речи от него нежданно отстали и повесили ярлык «яркой случайности». Не сразу, конечно, отступили, а постепенно и неторопливо, как вампиры от распятия. А то говорят: «Особенный год, особенный год! Нет в наших краях особенных. Везде один народ.».

Много говорить опасно. Мир может не так понять и посчитать тебя кем-нибудь. Безопаснее быть никем.

Кем именно может представить тебя мир? Да кем угодно. Такие мысли у людей, что рукой махнуть на всё хочется. Раз о хорошем говорить не интересно, то можно вечно ждать, что всё будет хорошо.

«Век назад не все верили в конец света, лишь небольшая часть человечества, но она преданно ждала свой особенный год и жадно пропагандировала свой личный, нелепый факт, что конец случится в этот год. 31го декабря их выдуманного, «особенного» года произошла война длиною в четыре минуты, в которой погибли 180 миллионов человек. Ни одного мирного жителя среди погибших не обнаружили. Два войска вышли на поле боя посреди бездонной пустыни и разбомбили друг друга, точнее, одни разбомбили других. В СМИ нередко сообщалось, что после этой короткой войны, около пятидесяти закрытых городов с общим населением в тридцать миллионов человек стали призраками. Ни одного жителя не осталось. Как по команде, всё бросили, ушли, но больше не вернулись… Закрытые города разбросаны по всей планете, их тысячи. В них не зайти просто так, никто не знает тех, кто на это решался. Они не принадлежат каким-либо странам, не признают СМИ, живут без связи с миром и нигде не рыщут и не узнают, что происходит в нём. Их даже не видно из космоса! Говорят, они принадлежали какой-то тайной организации, что управляет всем миром – «Она мол виновата!». Кроме вымышленных персонажей виноватых и не нашлось. Это вполне нормальное заявление для того времени, да и для нашего тоже, хотя сейчас твердят иными языками – звучание уже не то… После войны во всём мире начались странные убийства, словно кто-то избавлялся от тех, кто не нужен нашему миру и тех, кто миру мешает разрушаться, но это были лишь отголоски войны. Причины войн всегда были низменными. Войн уже не было век. Как это удаётся? Воевать уже не за что. У общества нет будущего. Одно происшествие, и мир стал таким. Думаете, вы можете представить, что это такое, когда почти все на планете не верят в будущее? Ну попробуйте, раз сможете! Кому-то было это выгодно, но, только, кому?! У общества появилась паранойя, что за всеми событиями, какая бы ерунда не случилась на планете, стоит тайная организация, которая, якобы, управляет всем миром. Лично я не верю ни в конец света, ни в тайные организации, и считаю это всё прибаутками, информацию которых веками никто не понимает. Мне легче поверить в то, что весь мир сошёл с ума, чем в то, что мне пытаются навязать, и виноваты во всём не тайные организации, а сами люди. Нас не спасёт ни доктор, ни супергерой! Помочь себе лишь сможем сами…».

Всё в природе не случайно, каждый ей необходим. Также и с жизнью человека – каждый фрагмент его жизни имеет значение, каждый нюанс будет спешить нарушить свою значимость, но ничего у него не получится…

Деньги помогли с приобретением современных протезов, которые проделывали те же самые манипуляции пальцев, реагируя на мысли и слова. Ты можешь ими то же самое, что и руками.

Протезы значительно облегчили жизнь, но себя не обманешь – это не руки. Уже не скажешь себе: «Всё в твоих руках!», а, услышав от кого-то такую фразу, лишь горько выдавишь улыбку.

Родители не желали оставлять его одного в этом доме, но их глаза убили бы каждого. И жалость, и вина, и прошлые упущения в них. «При чём здесь всё это?», – не понимал их Арлстау и объяснял, что у него всё есть, чтобы справиться самому.

Они переехали в его дом, а он остался жить в их доме. В четырёх стенах не ищут исцеления, а он искал.

Сейчас он сидел на кухне, наслаждался чаем и завершением одиночного вечера. «О прошлом помечтал и хватит! Нужно что-то делать!».

Устал вспоминать свои длинные пальцы, поленившиеся покорить музыку. Любил покорять людей жестами без лишних мелодий; любил хватать и брать; любил рисовать свою жизнь лишь руками.

Сейчас всё это кажется мелочью, но пальцы очень нужны – и не для того, чтобы взять, а, чтобы дать что-то, действительно, стоящее! Не было для него сейчас ничего важнее рук, но рук не то, что у него, но даже рядом не было…

Ночь – лучшее время суток для кудесников искусства, потому что наступает великая тишина, предоставляя просторные возможности фантазии и мыслям. Если, конечно, творить собрался лёжа, то шансов на временное трудолюбие практически нет. Любил он раньше, лёжа, рисовать.

Ночью можно не только видеть душу дома, но и услышать, что он живой и скрипучий, что дышится ему не так уж и легко. Ночью ты