Двойная осторожность - Дик Фрэнсис

— А что ты им отвечал?

— Советовал обратиться к доктору.

Наступила несколько неловкая пауза, а потом Питер точно взорвался:

— Господи, лучше бы Донна действительно обратилась к врачу! — Он всхлипнул. — Я ведь даже не знал!.. В смысле, я, конечно, знал, что она хочет ребенка, но я думал, ну, раз мы не можем иметь детей, так что ж поделаешь... Мне и в голову не приходило!.. В смысле, она ведь такая тихая, мухи не обидит... Она никогда даже виду не подавала... Мы ведь очень любим друг друга, ты знаешь. Или, по крайней мере, я думал...

— Питер, прекрати.

— Хорошо... — Пауза. — Да, конечно, ты прав. Но так трудно думать о чем-то другом...

Мы поговорили еще немного, но все на ту же тему, и когда я повесил трубку, у меня почему-то осталось ощущение, что я сделал для Питера больше, чем был обязан.

Через два дня, вечером, Питер пошел на реку, на свой катер с каютой на два места, залить баки водой и топливом, установить новые газовые баллоны для кухни и вообще проверить, все ли в порядке.

Он мне говорил, что боится, что аккумуляторы садятся, и что, если он не купит новые, в один прекрасный день они сядут и утром будет невозможно завести мотор. Питер говорил, что однажды такое уже случилось. Он решил проверить, в порядке ли аккумуляторы. Аккумуляторы были в порядке. Когда они дали искру, вся корма катера взлетела на воздух.

Мне сообщила Сара.

Голос Сары по телефону звучал напряженно и измученно. Заметно было, что она изо всех сил старается держать себя в руках.

— Говорят, это был газ либо пары бензина. Точно еще не известно.

— А Питер?..

— Питер погиб, — сказала она. — Там рядом были люди. Они видели, как он метался и на нем горела одежда... Он бросился в воду... но когда его достали... — Внезапная пауза. Потом медленно:

— Нас там не было. Слава богу, нас с Донной там не было.

Меня трясло и чуть подташнивало.

— Мне приехать? — спросил я.

— Нет. Сколько времени?

— Одиннадцать.

На самом деле, я как раз разделся и собирался лечь спать.

— Донна спит. Это снотворное действует мгновенно.

— А как... как она?

— О господи! Ну, как ты думаешь? — Сара редко говорила таким тоном; по одному этому можно судить, как все было ужасно. — А в пятницу, послезавтра, этот суд.

— Ничего, судьи будут к ней снисходительны.

— Только что звонила какая-то баба, которая сказала, что, мол, так ей и надо.

— Наверно, мне все-таки лучше приехать, — сказал я.

— Ну как ты приедешь? У тебя школа. Не беспокойся. Я управлюсь. Доктор сказал, что несколько дней подержит Донну на сильном успокоительном.

— Тогда дай мне знать, если что-то понадобится.

— Хорошо, — сказала Сара. — А теперь спокойной ночи. Я ложусь спать. Завтра столько дел...

— Спокойной ночи.

Я долго лежал без сна и думал о Питере и о том, что смерть несправедлива; а утром я пошел в школу и целый день то и дело вспоминал о нем.

По дороге домой я обнаружил, что кассеты по-прежнему лежат в бардачке, в куче всякого хлама. Загнав машину в гараж, я вложил кассеты в коробки, сунул их в карман пиджака и отправился в дом, как обычно, с пачкой тетрадей.

Телефон зазвонил почти сразу, как я открыл дверь. Я думал, что это Сара, но это оказался Вильям.

— Ты мне чек послал? — спросил он.

— О черт! Забыл.

Я объяснил ему, в чем дело, и Вильям признал, что при таком раскладе все на свете забудешь.

— Сейчас же напишу и отправлю прямо на ферму.

— Ладно. Знаешь, мне правда жалко Питера. Он мне показался славным малым.

— Да.

Я рассказал Вильяму о кассетах и о том, что Питер хотел знать его мнение.

— Малость поздновато.

— Но они все равно могут тебя заинтересовать.

— Ага, — сказал он без особого энтузиазма. — Наверно, какая-нибудь очередная дурацкая система угадывания. Тут есть компьютер где-то в математическом отделении. Я спрошу, какой он у них. Слушай, как ты отнесешься к тому, что я не стану поступать в университет?

— Отрицательно.

— Ага. Я этого и боялся. Но, знаешь, братец, тебе придется с этим смириться. В этом семестре у нас много трепались насчет того, что пора выбирать себе призвание, но на самом деле, я думаю, это призвание выбирает тебя. Я стану жокеем. С этим ничего не поделаешь.

Мы простились, и я положил трубку, думая, что бороться с человеком, который в пятнадцать лет уже уверен, что призвание его выбрало, совершенно бесполезно.

Вильям был легкий и гибкий, уже не ребенок, но еще не мужчина. Ему еще предстояло подрасти. Я с надеждой подумал, что, возможно, природа со временем заставит его вымахать до моих шести футов — и отказаться от мечты всей его жизни.

Почти сразу после Вильяма позвонила Сара. Она разговаривала решительным и жестким тоном секретарши. Шок миновал, и изнеможение прошло. Она говорила отрывисто и деловито, — видимо, день был очень напряженный.

— Похоже, Питер просто был неосторожен, — сказала она. — Всем владельцам катеров с внутренним мотором говорят, чтобы они не заводили мотор, не проветрив трюм. Такие несчастные случаи происходят ежегодно. Питер не мог не знать. Просто не верится, что он мог совершить такую глупость.

— Возможно, у него голова была занята другими вещами, — мягко заметил я.

— Да, наверное, но тем не менее все говорят...

«Если есть возможность обвинить человека в его собственной смерти, подумал я, — это облегчает муки сострадания». Я как наяву услышал резкий голос моей тетушки. «Он сам виноват, — говорила она по поводу смерти нашего соседа, — не надо было ходить гулять в такой холод!»

— Быть может, — сказал я Саре, — страховая компания попросту пытается отвертеться от необходимости выплачивать страховку полностью.

— Что?

— Это же давно известный трюк: обвинять во всем саму жертву.

— Но ему действительно следовало быть осторожнее!

— Да, конечно.

Но ради Донны я не стал бы повторять этого вслух.

Наступило молчание — по всей видимости, обиженное. Потом Сара сказала:

— Донна просила тебе передать... Она не хочет, чтобы ты приезжал в эти выходные. Она говорит, ей будет лучше вдвоем со мной.

— И ты тоже так думаешь?

— Ну, откровенно говоря, да.

— Ну, тогда ладно.

— Ты не против? — удивленно спросила она.