Рискованный флирт - Лоретта Чейз

– Нет, ты слышал, Дейн? Ты слышал, что сказала эта дрянная девчонка?

– Не пропустил ни слова, – заверил его Дейн.

– Я! – Берти ударил себя кулаком в грудь. – Педант.

– Действительно, шокирующее заявление. Я буду обязан прервать знакомство с тобой. Не могу позволить, чтобы меня развращали целомудренные компаньоны.

– Но, Дейн, я…

– Твой друг прав, дорогой, – сказала мисс Трент. – Люди не должны видеть вас вместе. Если слухи об этом просочатся, его репутация погибнет.

– А, так вам знакома моя репутация, мисс Трент? – спросил Дейн.

– О да! Вы самый порочный из людей. Вы едите на завтрак маленьких детей, если они плохо себя ведут, так утверждают их няньки.

– Но вас это не тревожит?

– Сейчас не время для завтрака, и я не маленький ребенок. Хотя понимаю, что вы могли по ошибке, с высоты своего чердака, принять меня за ребенка.

Лорд Дейн осмотрел ее сверху донизу:

– Нет, не думаю, что мог бы совершить такую ошибку.

– Не мог, потому что слышал, как ты ругаешься и обзываешься, – встрял Берти.

– С другой стороны, мисс Трент, – продолжал Дейн так, будто Берти не существовало, – если вы будете плохо себя вести, у меня может появиться искушение…

– Quest-ce que cest, Champtois?[2]– спросила мисс Трент Она двинулась к прилавку, где на подносе лежали вещи, отобранные Дейном еще до прихода в магазин этой парочки.

– Rien, rien. – Шантуа закрыл рукой поднос и нервно посмотрел на Дейна. – Pas interessant.[3]

Она посмотрела на поднос:

– Это ваша покупка, милорд?

– Отнюдь, – сказал Дейн. – На какой-то миг меня заинтересовала серебряная чернильница. Как вы понимаете, это единственная вещь, на которую можно взглянуть во второй раз.

Однако она направила свою лупу не на чернильницу, а на маленькую грязную картину в толстой заплесневевшей раме.

– Кажется, женский портрет, – сказала она.

Дейн отошел от витрины с драгоценностями и встал рядом с ней у прилавка.

– Ах да, Шантуа заявил, что это человек. Вы испачкаете перчатки, мисс Трент.

Берти тоже подошел вразвалочку.

– Воняет как не знаю что. – Он сморщил нос.

– Потому что гниет, – объяснил Дейн.

– Потому что она довольно старая, – продолжила его мысль мисс Трент.

– Скорее, десять лет пролежала в сточной канаве, – сказал Дейн.

– У нее интересное выражение лица, – сказала по-французски мисс Трент хозяину. – Не могу понять, грустное или счастливое. Сколько вы за нее хотите?

– Сорок су.

Она положила картину.

– Тридцать пять, – сказал он. Она засмеялась.

Шантуа сказал, что сам заплатил за картину тридцать су и не может продать дешевле.

Она посмотрела на него с жалостью. У него на глаза навернулись слезы.

– Тридцать, мадемуазель.

Она сказала, что в таком случае берет только часы.

В конце концов, она заплатила десять су за грязную, вонючую картинку, и Дейн подумал, что если бы она поторговалась подольше, Шантуа сам ей заплатил бы, чтобы она ее взяла.

Дейн никогда еще не видел, чтобы неуступчивый Шантуа пребывал в таком замешательстве, и не мог понять почему. Когда мисс Джессика Трент наконец ушла – слава Богу, забрав с собой брата, – единственное мучение, которое осталось у лорда Дейна, это головная боль, и он приписал ее тому, что почти час провел в обществе Берти.

В тот же вечер в отдельном кабинете своего любимого притона порока под безобидным названием «Двадцать восемь» лорд Дейн услаждал товарищей описанием этого фарса, как он его назвал.

– Десять су? – засмеялся Роуленд Ваутри. – Сестра Трента уговорила Шантуа с сорока су до десяти? Жаль, меня там не было.

– А что, зато теперь стало ясно, как все было, – сказал Малкольм Гудридж. – Она родилась первой и забрала себе весь интеллект, а Тренту остались одни крохи.

– Внешность она тоже себе забрала? – спросил Френсис Боумонт, подливая Дейну вина.

– Я не нашел, ни малейшего сходства в лице, фигуре и цвете волос. – Дейн глотнул вина.

– Это все? – спросил Боумонт. – Предоставляешь нам гадать? Как она выглядит?

Дейн пожал плечами:

– Черные волосы, серые глаза. Рост примерно пять футов, вес – килограммов пятьдесят.

– Ты ее взвешивал? – с ухмылкой спросил Гудридж. – Как скажешь, эти пятьдесят килограммов хорошо распределены?

– Откуда мне знать? Как, к черту, можно что-то узнать со всеми этими корсетами, турнюрами и что еще там нацепляют на себя фемины? Все ложь и увертки, пока не разденешь их догола. – Он улыбнулся. – Тогда начнется другая ложь.

– Женщины не лгут, милорд Дейн, – с легким акцентом сказал от двери другой голос. – Простоим так кажется, потому что они обитают в другом мире. – Граф Эсмонд вошел и мягко прикрыл за собой дверь.

Хотя Дейн приветствовал Эсмонда небрежным кивком, он обрадовался его приходу. У Боумонта были потрясающие способности вытягивать из людей то, что они больше всего желали бы скрыть, и хотя Дейн приготовился к его трюкам, его возмущала необходимость быть настороже и отгонять эту шавку.

В присутствии Эсмонда Боумонт ни к кому не сможет приставать. Даже Дейна граф иногда приводил в смущение, хотя по другим причинам. Эсмонд был красив, как может выть красив мужчина, похожий на женщину: изящный, белокурый, голубоглазый, с лицом ангела.

Когда на прошлой неделе его впервые представили, Боумонт, смеясь, предложил попросить его жену-художницу написать их двойной портрет и назвать его «Рай и ад».

Боумонт очень хотел Эсмонда. Эсмонд хотел жену Боумонта. А она не хотела никого.

Дейну ситуация казалась восхитительно забавной.

– Вы вовремя, Эсмонд, – сказал Гудридж. – Сегодня у Дейна было приключение. В Париж приехала молодая леди и первым делом наткнулась на Дейна. И он с ней разговаривал.

Всему миру было известно, что Дейн отказывался иметь хоть какое-то дело с респектабельными женщинами.

– Сестра Берти Трента, – пояснил Боумонт. Возле него был пустой стул, и все понимали, для кого он оставлен. Но Эсмонд подошел к Дейну и облокотился на спинку его кресла. Чтобы помучить Боумонта, разумеется. Он только с виду был ангелом.

– А, да, – сказал он, – она совсем на него не похожа. Пошла в Женевьеву.