На восточном порубежье - Сергей Жук

Потомственный польский дворянин, чей род служил по сибирским острогам с незапамятных времен, он давно забыл родной язык, как и обычаи, но в нем удивительно сохранился гонор и необузданность, столь свойственные для польского шляхтича. К службе он относился со всей ответственностью, и, не имея в своем хозяйстве строевых коней, обучал рядовых драгун чему мог: пехотному строю, приемам штыковой атаки, меткой стрельбе из фузеи, фехтованию на палашах. Ведь согласно Петровскому уставу, драгуны есть легкая конница, и обязаны в совершенстве вести бой, как в конном, так и пешем строю.

Сам Дмитрий Павлуцкий владел любым оружием в совершенстве, следил за выправкой, и, при случае, за малейшее оскорбление не давал спуску другим офицерам. Его болезненное самолюбие стало причиной бесконечных дуэлей и конфликтов. А вот карьера, благодаря отчаянной смелости, что довелось проявить в схватках со степными ордами, сложилась неплохо, и по сибирским меркам капитанскому окладу и довольствию могли позавидовать многие служилые.

За своенравный характер офицеры полка сторонились Павлуцкого, да и сам он не стремился к товарищеским отношениям. Дело в том, что в полку уже давно сложилось деление офицеров на две компании. Одна состояла из офицеров детей боярских городов Сибири. Они, в свободное время от службы, более волочились за девками, по старинке играли в зернь, и бражничали в питейных и банных заведениях. А вот другая состояла из бывших гвардейских офицеров и гренадерских драгунских полков, что переводились сюда в качестве наказания из столицы.

Капитана Павлуцкого тянуло к ним всем его естеством. Но отпрыски знатнейших княжеских и графских родов не считали возможным принять в свой круг потомка польских шляхтичей, не смотря на явную к нему симпатию. В результате капитан Павлуцкий пребывал в одиночестве, мечтая о службе в гвардейском полку Санкт-Петербурга.

2

Как-то, совершенно случайно, будучи с докладом в Тобольске, он бродил по базару. День был воскресный, и торговля шла достаточно бойко. Базар, в сибирских городищах, как и в любых других азиатских, всегда место не только торговли, но и всяческих любопытств. Хочу сказать, что человек идет сюда не только за покупками, а более из интересу лицезреть, что ни будь любопытное, можно даже сказать редкостное для здешних мест. Кроме всего, это главное место узнать последние новости как Российские, столичные, так и иноземные, либо самый отчаянный торговый люд сюда со всей землицы Российской стекается, да еще окончательно не зарос травой старый Бухарский северный торговый путь.

В тот день капитан Павлуцкий решил прикупить синее сукно для нового парадного кителя. Дела были исполнены, в Окуневскую слободу ведомо прибыть завтра, вот, и решил драгунский капитан, присмотреть что любо, себе в усладу. Сам Павлуцкий ходил и не ведал того, что потребно!

Неожиданно его привлек птичий ряд. Клекот птицы, что он услышал, был крик кречета. Сокол сидел на ременной привязи, и отчаянно взывал о помощи. Не будим обсуждать купеческие приемы тех лет, но он возымел тогда более чем ожидали. Капитан Тобольского полка Дмитрий Иванович Павлуцкий, без всякого куража отдал за птицу всю наличность.

Соколиная охота на Руси имеет древние корни. Да и как иначе, если русские кречеты, родина которых русский север и поморье, считаются самыми крупными птицами из рода соколиных, а сапсаны самыми быстрыми. Именно соколы, привезенные из Москвы, высоко ценились в Персии и странах Европы.

Лучшими посольскими дарами считались кречеты. Так, в 1616 году, когда решался вопрос о займе на войну с литовцами, в качестве даров были посланы кречеты, что и решило судьбу денежного займа в пользу России. Особым почитателем соколиной охоты был Русский Царь Алексей Михайлович Романов. В его царствование вся жизнь государства соприкасалась с сей птицей. Даже купцы платили подорожную подать голубями на прокорм государева соколиного хозяйства.

Но мода меняется, и интерес к соколиной охоте несколько поутих. Так и капитан Павлуцкий имел весьма слабое представление об этой забаве. Тем не менее, это не помешало ему приобрести ловчего сокола, и в короткий срок стать большим поклонником соколиной охоты. Птица оказалась хорошо обученной и с немалым стажем, что и позволила капитану в короткое время овладеть навыками охоты. С того момента Павлуцкий превратился в заядлого соколятника, что значительно повысило его статус в офицерской среде, и сделало весьма заметным. Даже высокородные князья перестали чураться его общество и зачастили к Павлуцкому в Окуневскую слободу, где квартировала его рота, и все было обустроено для соколиной охоты. Теперь он владел десятком отборных кречетов, а денщики более походили на сокольничих нежили на солдат.

Прослышав о капитане, что содержит соколов, Сибирский губернатор князь Долгоруков Михаил Владимирович тоже не преминул наведаться с проверкой в Окуневскую слободу.

— Что же вы капитан!? — Пробурчал при встрече губернатор. — При нашей скучной жизни, и не порадовать губернатора соколиной охотой!?

— Я ведь господин губернатор, даже не мог помыслить о столь высокой для меня чести! — откровенно признался Павлуцкий, чем весьма польстил князю.

— То-то! Теперь знайте, я большой охотник до соколов, и вот что капитан! Бросай все дела и порадуй старика. А то прогневаюсь, — добавил он шуткой.

Князю Михаилу Владимировичу шел уже шестой десяток. Возраст почтенный, но чувствовал он себя прекрасно, и на покой не собирался. Не берет мир князей Долгоруких с Романовыми. Все вечно встрянут в противную партию. Вот для Михаила Владимировича и аукается участие в побеге царевича Алексея, да и другие делишки супротив воли императора Петра. Тот и отослал его в Сибирь губернатором, ну да ладно, что не в ссылку.

Ни прошло и двух часов, как все было готово к охоте. Стояла осень, в своей лучшей поре. Самое время для утиной охоты. Полуденное солнце, еще не отвыкнув, полило по-летнему жарко. Князь Михаил Владимирович и капитан Павлуцкий следовали верхами вдоль озера. Утка, чуя неладное забилась в камыши, и вела себя тихо.

— Вам приходилось наблюдать за парной охотой? — спросил капитан.

— Да конечно! Это когда один сокол поднимает дичь, а другой ждет ее, и в нужный момент атакует! Надо сказать крайне редкий случай, и требует искуснейшего обучения.

— Тогда я вас удивлю, сказав, что сейчас мы запустим сразу пятерых кречетов, — заявил Павлуцкий, с удовольствием наблюдая реакцию губернатора.

— Взгляните! Сокол, что сидит у меня на руке, уже стар, и атакует не так молниеносно. Это мой первый кречет. Но он дюже сметлив, и мне кажется, командует другими кречетами.

— Ну, вы батенька хватили! Сокол птица бестолковая, куда ему до таких тонкостей, — засмеялся Долгорукий.

Всадники достигли нужного места, что прервало их разговор.

Капитан пустил первого кречета, затем один за другим в небо взмыли еще четыре. Поднявшись высоко над землей, птицы стали кружить вокруг озера. Это уже выглядело необычно. Затем старый кречет опустился, и птица грозно крича, чуть не касаясь крылом зарослей, стала метаться над поверхность. Утки притаившиеся в зарослях, испуганные соколом, стали одна за другой подыматься в воздух, стремясь покинуть беспокойное озеро. Тут раздался клекот птицы похожий на сигнал к атаке, и соколы все враз молнией свалились на своих жертв. Удар был столь стремителен, что острые как бритва когти срубали головы селезней на лету, и падающие утки, кувыркаясь в воздухе, обагряли землю своей кровью. Скорости, красота птиц, и природы на этом удивительном фоне трагизм и величие жизни. Эта завораживающая картина и была тем шоу, ради чего устраивалась соколиная охота.