Чудаки и зануды - Ульф Старк

— А я в няньке и не нуждаюсь, — огрызнулась я и плюнула в одну из уток.

— Ладно. Только не очень-то задавайся.

— Я и не задаюсь. Ты сам задаёшься.

— Чем же это я задаюсь?

— Не скажу. Ну давай, начинай.

— Начинать что?

— А ты, как я погляжу, тугодум.

— Это почему?

— Да переспрашиваешь всё время.

— С тобой невозможно разговаривать!

Я могу пререкаться сколько угодно. Это у меня здорово получается. Исак бесился, и мне это было приятно. Я состроила кривую ухмылочку, совсем как мальчишка. Исак повернулся и пошёл было прочь.

— Он что, всегда такой? — спросила я.

— Какой? — переспросила девчонка в толстых очках и выдула из жвачки ядовито-розовый пузырь, который тотчас лопнул, залепив ей всё лицо.

— Да такой неприветливый. Должен ведь был мне школу показать.

— Правда, Исак, учительница тебе велела! — крикнула очкастая, пытаясь ногтями отлепить жвачку.

Исак не ответил. Просто посмотрел на неё как бы с жалостью — девчонка в самом деле была невзрачная — и зашагал прочь. Я припустила за ним. Шла близко-близко, то и дело наступая ему на пятки.

— Что ты делаешь! — возмутился он.

— Иду за тобой, разве не видишь, придурок, — съехидничала я и опять наступила ему на ногу так, что он споткнулся.

— Отвяжись, идиот! — завопил Исак.

— Чёрта с два! Ты должен показать мне школу. Так что пошли!

Солнце припекало затылок, утки довольно крякали, подбирая крошки хлеба, рыбные тефтели и куски кровяной колбасы. С моря подул слабый ветерок. Вокруг нас собралась толпа. Я заметила в ней очкастую девчонку со жвачкой, а рядом другую в ультракороткой юбке, длинноногую и глазастую, у неё были маленький рот, курносый нос и большая грудь. Словом, собралась добрая половина класса.

Я по-прежнему шла по пятам за Исаком и понимала, что терпение его вот-вот лопнет. Остальные внимательно наблюдали за нами, да и мне самой было интересно, чем всё кончится.

Вдруг Исак резко обернулся, метнул на меня бешеный взгляд и с размаху двинул мне кулаком в зубы, будто гвоздь в доску заколачивал. Не слабый был бы удар, вполне мог сбить меня с ног. Но я исхитрилась перехватить его руку и быстро пригнулась, так что он перелетел через мою голову и шлёпнулся носом об асфальт. Дедушка научил меня этому приёмчику как-то летом, давно.

Исак поднялся. На миг мы застыли друг против друга. Почти одного роста, только он чуть пошире. Мы взглянули друг другу в глаза, и я поняла, что азарт борьбы захватил и его.

В следующую секунду Исак налетел на меня и сбил с ног. Локтем он заехал мне по губе. Я почувствовала вкус крови, запахло сиренью. Подняв глаза, я заметила ту грудастую девчонку — она улыбалась мне совершенно определённым образом.

Это была Катти.

Рядом с ней стоял Дува — учитель физкультуры, прозванный Голубком, но я тогда ещё не знала, кто он. Впрочем, мне хватило ума догадаться, что он учитель.

— Что вы здесь устроили, бузотёры? — спросил он сухо.

— Он поскользнулся на утином дерьме и расквасил себе нос, — принялась я объяснять, указывая на Исака. — Я хотел помочь, да тоже свалился, губу разбил.

— Как тебя зовут? — поинтересовался Голубок.

— Симон.

— Я запомню. Живо мотайте отсюда, да не забудьте умыться.

Мы вместе отправились в мужской туалет. Оба молчали.

Я настолько вошла в роль мальчишки, что едва не пристроилась рядом с Исаком у писсуара. Но вовремя сообразила, что мои возможности ограничены.

После обеда в окно заглянуло солнце. За спортзалом виднелась полоска моря, такая же синяя, как тетрадки, которые мне выдала фрекен Эрлинг по прозвищу Трясогузка. Ласточки, словно стрелы, рассекали небо. Я сосала нижнюю губу, она была солёная и медленно опухала. Краем глаза я подсматривала за Исаком — он тёр оцарапанный нос.

«Сыграем в крестики-нолики, тупица?» — написала я на клочке бумаги, вырванном из тетради в клеточку, и подсунула Исаку. Он нарисовал крестик и подвинул бумажку ко мне.

Мы сыграли десять партий подряд, а учительница тем временем всё распространялась о домашних животных — хотела выяснить, у кого из нас есть дома питомцы. Я выиграла восемь раз, и Исак совсем скис. Два моих поражения объяснялись тем, что, когда Трясогузка обратилась с вопросом ко мне, я вспомнила о Килрое и сказала, что у меня есть собака. Где он теперь? Увижу ли я его когда-нибудь? Может, на самом деле у меня уже и нет собаки.

Почти у всех в классе были какие-нибудь животные. Фрида сказала, что у неё живёт попугай, Катти — что у неё есть шетлендский пони, только его держат в деревне. У Мурашки был говорящий попугай, у Пепси — овчарка, у Нетты — кот, а у Водяного — рыбки. Стефан рассказал, что у него раньше жила летучая мышь, но она поранила крыло, и отец её убил. У Данне в клетке на участке жили кролики, у очкастой Анны — странствующий палочник [4].

— Птицы, — сказал Исак, когда очередь дошла до него.

Учительница поинтересовалась, какие именно, но он не смог вспомнить название, только промямлил: «Коричневые такие». Фрекен Эрлинг сказала: хорошо бы кому-нибудь принести своих питомцев в школу. Я надеялась, что меня она не попросит. Ведь пропавшую собаку в класс не приведёшь. Учительница обратилась к Исаку.

— Ладно, — согласился он.

Исак поджидал меня после последнего звонка. Я нарочно замешкалась. Не хотелось встретиться с владельцем джинсовой куртки, которую я стащила в коридоре. Судя по размеру, парень был настоящим верзилой. Поэтому я задержалась в классе, когда все остальные устремились прочь, словно подхваченные ветром пушинки одуванчика.

— Тебе в какую сторону? — спросил Исак вполне дружелюбно.

Чего привязался? Может, хочет завести меня подальше, а потом возьмёт да и столкнёт в какую-нибудь канаву. С него станется.

— В другую, — отрезала я.

— В какую другую?

— Не в твою.

Исак с любопытством разглядывал мою куртку. И явно не собирался отступать.

— Где ты её раздобыл? — спросил он.

Может, догадался? А вдруг его подослал владелец куртки? Тут я заметила, что к нам вразвалку направляется парень без куртки, живот его так и выпирал из-под футболки. Такому моя куртка в самый раз. А физиономия у него — точь-в-точь как у бульдога из мультфильма, который я видела, когда была маленькой: он гонялся за невинными собачками, чтобы перегрызть им горло. Руки у верзилы побелели от холода, они были такие огромные и мускулистые, словно он каждый вечер упражнялся с гантелями и штангой.

Я взглянула на Исака и ощутила новый прилив злости.