Дочь сатаны - Виктория Холт

— И тогда, сэр, я задрожала, потому что знала…

— Что ты знала, Люс?

— Я знала, сэр, что это сам сатана. Он подошел ко мне… Я пыталась бежать… а ноги меня не слушались, они были словно закованы, сэр… А он подходил все ближе и ближе… и я не могла ни сдвинуться с места… ни крикнуть.

Он саркастически ухмыльнулся.

— А что было потом, Люс?

— Он схватил меня и швырнул на плечо.

— Стало быть, у него было плечо?

— Да, сэр, мне показалось, что он швырнул меня на плечо. Я думала, сэр, что он несет меня в преисподнюю, о которой нам часто говорит миссис Элтон.

— А когда ты очнулась?

— Я лежала на траве, сэр… на лесной опушке, где густой кустарник… И я знала, сэр, знала, что со мной случилось.

Он положил руки ей на плечи и заглянул в глаза.

— Люс, неужто ты в самом деле пытаешься меня уверить, что это был сатана? Полно, дитя мое. Ты знаешь, что это был человек, вырядившийся сатаной. Ты знаешь его. Признайся. Мне кажется, ты знаешь, кто этот человек.

— Нет, сэр. Клянусь вам, я не знаю.

— Клянешься? Ты готова поклясться на святой Библии?

— Да, сэр, готова.

— Люс, ты испытываешь мое терпение. С тобой сыграли шутку.

— Не думаю, сэр. Ведь он приходил ко мне еще раз.

— Еще раз?

— Темной ночью, когда я спала.

— Что? Приходил в дом? Почему ты не разбудила Бетси?

— Миссис Элтон была больна. Ей было так плохо, что она просила одну из нас оставаться с ней. И… Бетси осталась с ней. Я спала одна. И вдруг проснулась. Было темно… но я знала, что он здесь…

— И ты снова впала в беспамятство?

— Нет, сэр, на этот раз не впала. Я… я все помню, что было…

— И ты снова будешь уверять меня, что это был сатана?

— Да, сэр, я знаю, это был сатана.

— А теперь послушай меня, Люс, я понимаю, в ту ночь в лесу ты могла подумать, будто это сатана. Но чтобы он пришел к тебе в комнату! Быть такого не может! Подумай о парнях, которые похотливо поглядывали на тебя. Ведь ты их знаешь.

Она покачала головой и молча заплакала, слезы катились по ее щекам и падали на лиф. Он с отвращением посмотрел на ее распухшее лицо и подошел к окну.

— Я хочу упредить тебя, — сказал он. — Никому не рассказывай эти басни. Боюсь, с тобой приключится беда, если ты сделаешь это. Гораздо худшая беда, чем то, что ты носишь ребенка, отца которого не знаешь.

Он повернулся к ней, она стояла такая жалкая и несчастная.

— Мне советуют отослать тебя назад к родителям. Ты хочешь этого?

Она начала громко всхлипывать.

— Успокойся, дитя, — почти ласково сказал он. — Я не отошлю тебя домой, если ты того не желаешь. Я постараюсь найти человека, который захочет стать отцом твоему ребенку. Ты поступила скверно, что ослушалась миссис Элтон и ушла из дома, сама видишь. Пойми, такое случалось не с одной тобой. А теперь ступай. Я обещаю помочь тебе.

Она, спотыкаясь, заковыляла из комнаты, а он, глядя ей вслед, подумал, как не похожа она теперь на ту грациозную девочку, которую он видел возле церкви в то летнее утро.

Такова история рождения Тамар. Ричард сдержал слово. Он выбрал ей в мужья Неда Свонна, но Нед не захотел взять ее за себя. Он слышал намеки, что отец младенца не простой человек и потому требовалось найти ей мужа.

Лэкуэллы были не столь разборчивы. Билл Лэкуэлл частенько бросал на девушку плотоядные взгляды, и когда Ричард предложил ему кое-какие деньги, парень решил, что это неплохая партия.

Итак, Билл женился на Люс, и почти через год после того дня, когда сэр Фрэнсис Дрейк вышел из церкви с лордом Ховардом Эффингемским, она родила дочь.

Тамар была темноглазая и обещала быть красоткой еще в младенчестве. Она была славной малюткой, и многие считали ее дочерью Билла Лэкуэлла, но были и те, кто верили, что она — дочь сатаны.

Тамар росла на редкость смышленым ребенком, она быстро поняла, что отличается от других детей. К тому времени как Тамар исполнилось пять лет, Люс успела наплодить еще троих, и все они помещались в одной комнате домика Лэкуэллов. Она мрачно наблюдала за событиями, разворачивающимися перед ее глазами. Тамар видела, как умер один из ее братьев и как родился второй. Она торжественно сидела в углу и наблюдала за происходящим, так как ее никто не выгонял. И именно тогда она поняла, какой трепет и даже страх могла внушать окружающим.

Она устроила для себя маленький уголок возле очага, самый уютный и теплый, подальше от окна, из которого дуло сквозь заменявшую стекло потрескавшуюся промасленную бумагу. Она набрала цветных камешков и оградила ими свой уголок.

— Никому не позволю переступать через эти камни! — с вызовом заявила она, ожидая, что Билл Лэкуэлл отшвырнет эти камни ногами так, что они скользнут по земляному полу в другой конец комнаты, схватит ее за рваное платье и, прежде чем выбросить из комнаты, отшлепает заскорузлыми шершавыми руками. Но он не сделал ничего подобного, а лишь отвел глаза, а мать посмотрела на дочку с ужасом.

Тамар ликовала. Никто не посмел дотронуться до ее камешков. Когда другие ребятишки тянулись к ним, мать уводила их из комнаты, даже отец прикрикивал на них. И Тамар отвоевала себе самый уютный уголок этой убогой комнаты.

Тамар интересовало все, что происходило в их домике и за его пределами. Других детей волновало лишь то: дадут им поесть и не станет ли отец лупить их, а остальное заботило мало. Правда, о порке Тамар не надо было задумываться, потому что Билл Лэкуэлл никогда ее и пальцем не трогал, но остаться голодной ей не хотелось.

Старая Гранин Лэкуэлл сидела на скамеечке. Она почти не могла ходить: в ту ночь, когда ее тащили к пруду, ей сломали ногу, и теперь она могла лишь с трудом волочить ее. Она сидела, погрузившись в раздумье, прикрыв подслеповатые глаза, почти не замечая обитателей лачуги, словно они находились не в этой горнице, а за мили отсюда.

Тамар интересовала старая женщина, она смутно чувствовала в ней особенные качества, которыми наделена сама. Старуха ничем не зарабатывала себе на пропитание, разве что иногда продавала травы, которые росли возле дома на клочке земли. Она объясняла приходившим к ней, какие травы нужно рвать, и велела приносить их и показывать ей. Затем она учила их, что делать с ними и что при этом говорить. Денег ей почти не давали, но спустя несколько дней клали у порога дома подарки — кто ржаной хлеб, кто яйца. Билл Лэкуэлл или Люс брали гостинец и делили на всех, не сказав старухе спасибо. Но все знали, что угощение принесли именно ей.

Тамар считала, что угощение старухе приносили слишком редко, чтобы позволить ей за это сидеть в тесной комнате, где и без нее полно людей. И все же ей никогда не грубили, не заставляли подвинуться или выйти. Они боялись ее так же, как начали бояться Тамар.