📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгСовременная прозаКосмополит. Географические фантазии - Александр Генис

Космополит. Географические фантазии - Александр Генис

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 68
Перейти на страницу:

Вооруженный барышом в 35 тысяч лир, которые можно было обменять на ящик сомнительного бренди, десяток замороженных кур или одну Венецию, я отправился на экскурсию с автобусом себе подобных.

К этому путешествию я готовился долго, точнее — сколько себя помню. Поэтому сперва я не увидел ничего, кроме чужих метафор. Но когда они стали складываться в город, неисчерпаемый, словно язык, и компактный, как словарь, я понял, что мне его хватит навсегда.

Между тем пришло время обедать.

— «Квадри» или «Флориан»? — спросил опытный вожатый.

Выбор был непростым. Перед каждым кафе стояло по белому роялю, и музыка звучала одна и та же, из «Крестного отца». Как это водится у русских, за нас решили писатели. Я вспомнил, что во «Флориане» сиживал Гёте. Из уважения к нему мы перешли площадь и, устроившись в тени колоннады, чтобы не лишать себя звуков и запахов, открыли по банке «Завтрака туриста», сопровождавшего нас от Бреста до Форума.

Примерно так я себе представлял переход Суворова через Альпы. В отличие от него, я решил сюда вернуться.

На этот раз я начал добираться к Венеции с тех ее колониальных окраин, что раньше назывались Далмацией. Здесь любил отдыхать Тито — во дворце Карагеоргиевича. Вышло так, что мы все трое жили в его доме, но в разных странах. Генералиссимус — в Югославии, мы с королем — в Черногории. Ее заново открыли всего за месяц до нашего визита, но марки новорожденной страны уже напечатали. Жалко, что невзрачные. В новой стране меня читали не меньше, чем в Сербии. Так что от раскола я ничего не проиграл, но и не выиграл — как обычно, моих читателей можно было собрать под одной крышей, на этот раз она была XII века.

Встреча началась с дипломатических даров. Хозяева принимали меня как образованного скифа. Чтобы поразить мою и впрямь восприимчивую фантазию, в соответствии с еще живыми в этих краях византийскими традициями мне преподнесли ископаемую диковину — двуглавого орла. «Отечественная разновидность этой державной птицы, — уверяет Татьяна Толстая, — носит на одной голове тюбетейку, а на другой — кепку».

В Черногории, однако, орла венчала корона.

— Неужели так и летает? — спросил я приветливого бургомистра.

— Только на парадах, — успокоил он меня.

Теперь на вопросы предстояло отвечать мне. Сидя в прохладной часовне, история которой была существенно длиннее американской, я купался во внимании черногорцев, путавших меня с кем-то куда более значительным, чем мне удавалось казаться. Чтобы не растерять благодушия, публика стремилась найти общий язык, помимо славянского. Я предложил грибы, которые заметил с утра на базаре. Затем, борясь за внимание и привыкнув считаться с национальными чувствами, особенно молодыми и ранимыми, я уверял хозяев, будто вижу разницу между ними и остальными югославами. Они в ней, впрочем, не сомневались.

— Мы, — без затей объявил мне директор музея, — выше всех в мире.

— Туркам не сдались турками?

— Да нет, просто длиннее. Рост был наиболее ценным, чтобы не сказать единственным, приданым наших бедных принцесс. Они улучшали породу выродившихся монархов всей Европы. Итальянский наследник, скажем, был таким шпендриком, что его чуть не застрелили на свадьбе.

В черногорской воинственности не приходилось сомневаться — музей устилали простреленные в боях знамена.

— В Вене флагов, может, и больше, но они в них сами дырки вертели, а у нас — от турецких пуль.

Я, конечно, не спорил, тем более что директор вел себя по-европейски. В графе «национальность», поспешно введенной в анкеты юной страны, он честно написал: «Не колышет».

— А где, собственно, Черногория? — спросил я, когда мы с ним поднялись на заповедную вершину.

— От горизонта до горизонта, — показал рукой директор, — если, конечно, не смотреть на юг — там, за озером, уже Албания. Ну и равнина не в счет. Зато горы наши. Тут уж точно ничего не растет. Бедность — лучшая крепость.

Моря отсюда видно не было, но раньше оно тоже было чужим. В древнем городе Будва пролегала граница между Турцией и Венецией. В сущности, так оно и осталось, но теперь границу между Востоком и Западом отмечали русские. Они стремительно скупали недвижимость, ибо, потеряв одну империю, торопились сколотить другую, обойдя на этот раз проклятые проливы.

— «Splendid»! — сказал мне местный, тыча в поросший пиниями берег.

— Да уж, красотища.

— Да нет, отель так называется. Говорят, жена Лужкова строит.

Не зная, что сказать, я извинился.

— Ничего, эти хоть не бомбят, как янки.

Я опять извинился.

— Но пляж подчистую скупили. У нас ведь можно до ноября купаться. Русским, конечно.

— Лучше моржи, чем медведи.

— Тем более что охоту запретили.

Убедившись, что в новой стране по-прежнему удобно быть русским, я отправился в Котор, расположенный в устье самого южного фьорда Европы. Закрученный, словно на бигуди, залив ввинтился в черные горы, расступившиеся у пристани. В этом углу кончалась Венецианская империя. С другой — исторической — стороны она завершилась моим нью-йоркским знакомым. Он вырос на Гранд-канале в семейном палаццо, говорил на венецианском диалекте, носил фамилию дожа и оказался мелким жуликом, утаившим часть моей зарплаты.

Проведя меня сквозь крепостную стену Котора, гид обвел рукой карликовую площадь и процитировал с эмфазой:

— «Вечного обилья почиет тень над мирными краями, где новый Феникс расширяет крылья». Кто это?

— НАТО?

— Если верить Гоцци, вам бы отрубили голову. Это загадка принцессы Турандот. Вот он — венецианский Лев Адрии.

Только тут я заметил над воротами дружелюбную дворнягу с застенчивой улыбкой. Присобаченные известкой крылья указывали на геральдическое происхождение зверя, мирно воплощавшего мечту просветителей.

— Чтобы смирить природу, — сказал гид, — надо научить ее читать.

— И голосовать.

— Именно. Венецианская республика прожила тысячу лет, чего уже не скажешь ни об Афинах, ни об Америке. А все потому, что лев с книгой — это и есть цивилизация.

— Тогда лев в очках — культура.

— Это когда ничего другого не осталось.

«Чтобы быть счастливым, — писал состарившийся Казанова, — довольно хорошей библиотеки». Кроме мемуаров, он оставил нам энциклопедию сыров и труд об удвоении куба. Однако его превзошел соотечественник, опубликовавший в Венеции бестселлер «Учение Ньютона для женщин».

— Надо быть кретином, — вежливо сказал Умберто Эко, — чтобы провести в Венеции больше двух дней. Там же нет ни одного дерева.

Спорить со знаменитостью у меня не хватило наглости еще и потому, что я испортил ему настроение, угостив щами. Откуда мне было знать, что, женившись на немке, писатель невзлюбил квашеную капусту.

1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 68
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?