Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II - Стивен Кут

Лодердейлу, единственному из участников «Кабала», сохранившему свои посты и влияние, вменили в вину действия, заслуживающие увольнения. Обеспокоенным парламентариям было совершенно ясно, что он играет заметт ную роль в заговоре, направленном на установление в стране режима абсолютной власти. Об этом свидетельствуют его размашистые действия в Шотландии, где он правил железной рукой. Далее ему приписывалось утверждение, будто королевские указы имеют силу закона, и уже поэтому Декларация о веротерпимости — документ вполне легитимный. А еще хуже то, что Лодердейл во многом способствовал формированию сильной шотландской армии, которая, как он якобы говорил, может быть использована где угодно для поддержания режима веротерпимости. Карл, однако, давлению не уступил, и депутаты, не сумев отправить в отставку одного из его приближенных, принялись за другого.

Возмущенные лидеры Сельской партии считали, что методы, которыми пользуется Дэнби для увеличения королевских доходов, нарушают старую традицию и чрезмерно усиливают его личное влияние. К тому же он утверждал, будто королевские указы обладают силой закона и даже стоят выше его. Эти обвинения также не имели под собой почвы, и при ближайшем рассмотрении от них пришлось отказаться, но, пожалуй, еще больший скандал разгорелся, когда был сделан очередной запрос (на сей раз в Большой комитет палаты), связанный с отправкой экспедиционного корпуса за границу. Голоса разделились пополам, и депутаты вступили в нешуточную схватку, заплевывая друг друга и сдирая парики. Одни схватились за мечи, другие не давали спикеру вытащить из-под стола булаву (где она лежала, как того требует протокол заседаний Большого комитета) — символ своей власти. И лишь когда это сделать все же удалось, порядок был восстановлен, но уже было ясно, что в таком состоянии депутаты вряд ли проголосуют так, как этого хотелось бы королю и Дэнби.

Оба быстро увидели, какую угрозу таит нарастающая в парламенте оппозиция. Ее следовало подавить, воспользовавшись для этого приемами противника. По указанию Карла Дэнби приписал к Акту о присяге дополнение в форме клятвы, которую должны были принимать все государственные служащие, включая самих депутатов парламента. В нем, для начала, говорилось, что вооруженное выступление против короля и тех, кто выполняет его указания, чем бы оно ни оправдывалось, незаконно. За этим совершенно бесспорным положением следовала чрезвычайно хитроумная фраза, которая, на вид лишь подтверждая сказанное, на самом деле подразумевала подавление протеста в любой его форме. Отныне претендент на государственную должность брал на себе обязательство «не предпринимать никаких попыток вносить изменения в протестантский обряд, утвердившийся в английской церкви, а также покушаться на существующие прерогативы церковной и государственной власти». Вот здесь-то и скрывалось жало змеи. Любая оппозиция королю могла быть истолкована как нарушение данной клятвы и, стало быть, как повод для увольнения. На самом деле королю и Дэнби нужен был показной акт и ручной парламент.

Шефтсбери сразу разгадал таящийся здесь подвох и со всей решительностью выступил в палате лордов против новой редакции Акта о присяге, обнаруживая таким образом сдвиг в своих политических симпатиях. Подобно тому как Дэнби призывал короля учитывать, проводя тот или иной политический курс, настроения нации, Шефтсбери инстинктивно полагался на свою оценку общественного мнения, что и заставило его возглавить оппозицию, стремящуюся ограничить власть короны и расширить влияние парламента. Пока депутаты, вновь распущенные на каникулы, разъезжались по своим графствам, а Карл вынужден был отказаться от поправок к Акту о присяге, становилось все яснее, что в Вестминстере наступают качественно новые времена. Формировалась оппозиционная политика, а вместе с нею — политические партии. В своих открытых поисках союза с короной и церковью Дэнби закладывал основы того, что впоследствии станет партией тори, а его оппоненты строили объединение, из которого вырастет партия вигов.

В кругу последних многие считали, что Карл и Дэнби исподтишка покушаются на конституцию и что общественному мнению следует осознать угрозу абсолютистских и католических по своему духу поползновений. Например, Эндрю Марвелл, депутат парламента и автор целого ряда существенных конституционных поправок, принялся за сочинение памфлета «О росте папизма и деспотическом правлении в Англии». В нем отзываются многие из тех тревог, что переживала тогда страна. Все беды, которые свалились на Англию за посдедние десять лет, объясняются, утверждал автор, одной и той же таинственной и зловещей причиной. Людовик XIV, папство и иезуиты объединились в поддержке «заговорщиков», которые сейчас, в этот самый момент, готовятся повергнуть страну в пучину тирании и предрассудков. «Сколько уже лет, — писал Марвелл, — вынашивается план свергнуть законное правительство Англии, заменив его абсолютной властью, а традиционную протестантскую религию вытеснить откровенным папизмом».

Эти страхи лишь укреплялись поведением видных лиц, например самого герцога Йоркского. Отставка с поста главнокомандующего флотом вполне откровенно обнажила католические симпатии Якова, но особую тревогу внушал тот факт, что после смерти своей первой жены (1671) он начал искать — и в конце концов нашел — новую невесту, католичку. Ему явно нужен был наследник мужского пола, который, будучи воспитан в вере матери, получит преимущество перед двумя его дочерьми-протестантками, Марией и Анной. Большинство населения такая перспектива страшила. Многим казалось, что английский трон вполне может перейти в руки антихриста, и ни Яков, ни сам Карл даже не пытались как-то рассеять эти страхи, полагая, что речь идет о сугубо династических делах, в которые никто не имеет права вмешиваться.

Напротив, надо решать эту проблему как можно скорее, так чтобы явно враждебный парламент столкнулся с fait accompli.[8] Были рассмотрены различные варианты, при этом Карл безапелляционно заявил, что на сей раз решение примет сам, — Яков уже выставил себя полным дураком в матримониальных делах. Ситуация сложилась так, что об английских невестах не приходилось и думать, а за границей претенденток могло быть только три: австрийская эрцгерцогиня (но она предпочла куда более выгодную партию — императора Священной Римской империи), принцесса Вюртембергская (эту кандидатуру Карл отверг по политическим соображениям) и принцесса Нойбергская (ее отверг сам Яков: она была уродина). Положение становилось безнадежным, однако в этот момент на горизонте возникли две новые кандидатуры, обе принцессы Моденские. Преимущество явно следовало отдать пятнадцатилетней, с волосами черными как вороново крыло Марии Беатрис — у нее были кровные связи во Франции. Недаром Людовик сулил щедрый денежный дар в случае, если она войдет в английскую королевскую семью.

Была спешно организована заочная помолвка, и когда стало известно, что наследник престола женится на «дочери папы», страна пришла в необыкновенное волнение. Повсюду жгли изображения папы, все громче звучали разговоры о том, как Карлу следует поступить со своей бесплодной женой. Вопрос престолонаследия вышел на первый план. Одни считали, что Карлу необходимо развестись и найти себе новую жену, которая родит ему и Англии наследника; другие оборачивались на старшего и самого симпатичного из незаконных детей Карла, герцога Монмат-ского. Этот пребывающий в тени двадцатитрехлетний молодой человек начал приобретать черты национального героя, народного любимца. Он был настоящий красавец, а что касается грешков, то кто же не грешит в молодости? В вину ему можно было поставить расквашенный нос сэра Джона Ковентри — тот позволил себе отпустить какое-то едкое замечание насчет пристрастия короля к молоденьким актрисам. Но ведь честь превыше всего, не так ли? Что за беда, если Монмат принял участие в убийстве церковного сторожа (с которым компания высокородных гуляк случайно столкнулась в воскресное утро) да и жизнь ведет пустую и разгульную? Повзрослеет. Карл отпустил сыну грехи — впрочем, и в самих этих грехах есть некоторый блеск. К тому же его жена — богатая англичанка протестантского вероисповедания. А главное — он сам убежденный протестант. Нет ли каких-нибудь способов провозгласить наследником не Якова, а его, Монмата?