Михаил Федорович - Вячеслав Козляков

Таким образом, думные дьяки, стоявшие во главе Разрядного и Посольского приказов, по праву могут быть отнесены к числу самых влиятельных людей царствования Михаила Федоровича. Внешним выражением этого влияния были огромные дьяческие денежные оклады, сопоставимые по размерам с окладами самых высоких чинов Государева двора, личные и родственные связи с правящей верхушкой, умение использовать выгоды своего должностного положения. Выступления на земском соборе 1642 года против дьяков, «обогатевших многим богатеством», были совсем не беспочвенными. Когда в годы Смоленской войны собирали хлеб для отправки в войско, то по «розметному списку», составлявшемуся думным дьяком Иваном Гавреневым, больше всех должны были заплатить в казну Томило Луговской, Федор Лихачев, Иван Грамотин[361]. Не удивительно, что имена думных дьяков постоянно встречаются в числе первых землевладельцев в государстве.

Итак, вокруг царя Михаила Федоровича за годы его царствования сложился сплоченный родственный круг правящих «сильных людей». Как выяснил С. Ф. Платонов, в нем очень большую роль играли бывшие «тушинцы», по сути, реабилитированные после 1613 года. Но даже в этом ближнем круге царя выделяются фигуры двух правителей — бояр князя Ивана Борисовича Черкасского и Федора Ивановича Шереметева. Их авторитет держался как на родстве с царем Михаилом Федоровичем, так и на большом военном и административном опыте. Наиболее талантливым администратором был князь Иван Борисович Черкасский, заслуживший одобрительные отзывы современников: «Как боярин князь Иван Борисович Черкасской ведал Поместной приказ, да у боярина ж у князя Ивана Борисовича были многие приказные люди и в то время у нево в приказех все делалос добро и волокиты в приказех у боярина у князя Ивана Борисовича никаким людем не было»[362]. Но в том-то и дело, что «московская волокита» была правилом, а не исключением. И «сильный человек», судя по коллективным протестам служилых людей, чаще всего был грабителем, а не защитником.

Дворянские протесты. — Сыск закладчиков. — Жалобы на новые сборы

В представлениях жителей Московского государства XVII века царский суд воспринимался как высшая, абсолютная власть, отдельно от суда боярского и других «сильных людей». Царь Михаил Федорович был арбитром во всех делах, в том числе в спорах между боярами, с одной стороны, и «землею» и «миром» — с другой. Особенно заметными противоречия внутри «всей земли» стали во второй половине 1630-х — начале 1640-х годов, когда постоянно возникали коллективные протесты дворян и детей боярских, торговых и посадских людей, недовольных своим положением. С возобновлением практики земских соборов после Смоленской войны челобитные как форма коллективного и индивидуального протеста не только не исчезли, а стали преобладающей формой обращения к власти в целях решения разных проблем. Более того, соборное представительство было в упадке, и московское правительство с трудом собирало выборных людей на земскую службу, ассоциировавшуюся теперь не с общественным долгом, а с дополнительной службой и нагрузкой на «мир»[363]. «Чины», по которым было организовано представительство на соборах, понимали, что скорее могли добиться своих целей в челобитных, посвященных их собственным делам, а не отвлеченным государственным целям.

Основной мотив дворянских протестов — борьба за отмену срока сыска беглых крестьян. Именно здесь самым кардинальным образом расходились интересы рядового дворянства и «сильных людей», заинтересованных в том, чтобы «закрепить» за собою тех крестьян и холопов, которые уходили от своих «бедных и разоренных» хозяев в экономически процветающие боярщины. Посадские люди продолжали борьбу с беломестцами на посаде. Ко всему прочему, во второй половине 1630-х — в 1640-е годы стали последовательно увеличиваться оклады разных сборов, дополненные новыми налогами в связи с организацией Приказа сбора ратных людей. Все это заставляло людей разных «чинов» отстаивать прежде всего свои экономические интересы.

Дворянские протесты

«Сильные люди», по условиям придворной службы, находились большей частью в Москве, где заседали в качестве судей в приказах и участвовали в деятельности Боярской думы. Служилая мелкота редко появлялась в столице, разве только во время ежегодного вызова служилых «городов» в апреле на службу в Украинный разряд. Если же вдруг у кого-то случался спор с приказчиками крупных боярских вотчин в разных уездах государства, то решать его необходимо было в Москве. Московское приказное судопроизводство оказывалось достаточно разорительным мероприятием — «всяк подьячий любит калач горячий», как об этом сказано в пословице. И даже тогда, когда истец был уверен в своей правоте, ему для начала предстояло добраться до стольного города к определенному сроку, который у служилых людей совпадал всего один раз в году со временем, свободным от службы, — к Рождеству Христову, 25 декабря. Но Святки не самое благоприятное время для сутяжничества. Не случайно именно против неравенства в сроках суда восстали челобитчики из разных уездов, собравшиеся в Москве в конце декабря 1636 года и впервые обратившиеся к царю с коллективной челобитной от дворян многих уездов: «волоча нас, холопей твоих, московскою волокитою, на твои государевы власти и на монастыри дают нам… суд на Москве в год на три срока… а в тое пору мы… бываем на Троицын день, да на Семен день на твоей государеве службе, а на Рожество Христово мы… приезжать не успеваем за розореньем от сильных людей»[364].

Не следует думать, что социальная рознь была определяющей в отношении к боярам и «сильным людям». У каждого из них был свой «двор», в котором, подобно дружине средневекового князя, кормилось немалое число людей, находивших себя в управлении боярскими вотчинами и охране своего господина. Эта «клиентела» была распространенным явлением в Москве. Как показывает исследование романовского двора на Варварке, проведенное А. В. Лаврентьевым, в состав двора царского дяди Ивана Никитича Романова входило тридцать-сорок человек[365]. Эти слуги были дворянами по происхождению, но свое сытное житье в боярском дворе они предпочли «тяготам и лишениям» обычной полковой службы в поместной коннице. С подобным положением дел уездное дворянство боролось по-своему, включая в коллективные челобитные пункты о запрете верстать в холопы неслужилых детей боярских. И такое требование вполне совпадало с государственным интересом, поэтому правительство Михаила Федоровича несколько раз издавало запретительные указы, чтобы искоренить «избывание» полковой службы в дворах «сильных людей».