Тактика победы - Михаил Кутузов

Принимая план, предложенный Кутузовым, союзники имели бы несколько дней отдыха для реорганизации войск и приведения их в порядок. Наполеон никогда не осмелился бы нас атаковать в лагере при Ольшау; он начал бы маневрировать, потерял бы время, а нам это было бы выгодно, это могло бы тогда нас спасти.

Двигаясь навстречу французам и рискуя сражением, успех которого по меньшей мере был сомнительным, и еще против Наполеона, не имевшего привычки их проигрывать, мы отказывались от всех средств, бывших в нашем распоряжении, мало выигрывали, нанося неприятелю удар с фронта и на центр его расположения, и не могли более ни на что рассчитывать в случае поражения; то, что должно было быть, то и случилось. Но император Александр хотел видеть сражение и выиграть его. К несчастью, он вполне вверился Вейротеру.

Этот последний, сын берейтора одного из манежей Вены, имел очень сомнительный талант, но характер его не был таковым: жесткий, грубый, высокого мнения о собственных заслугах, самолюбивый до крайности, он имел все недостатки выскочки. Вейротер не пользовался ни среди своих соотечественников, ни среди своих товарищей репутацией, которая оправдывала бы доверие к нему.

Было известно, что, составляя диспозиции сражений при Арколе и Гогенлиндене, он был виновником несчастных дней, которые и без Ульма поколебали бы основание австрийской монархии. Вейротер, так же как Макк и Фишер, был одним из тех темных помощников, одним из тех выскочек, которые заражают австрийскую армию и которые, к ее великому вреду, имеют всегда в ней более доверия и приобретают более влияния, чем люди, достойные по своему рождению и воспитанию.

После смерти полковника Шмидта, убитого при Кремсе, генерал-майор Майер был назначен его заместителем; это был человек достойный; он прославился при Ульме, формально протестуя против распоряжений Макка, результат которых был гибелен. Но по небрежности ему не послали приказания в Тироль, куда он отступил после катастрофы с Макком; он не успел прибыть вовремя и присоединился к эрцгерцогу Карлу.

Между тем Наполеон, все еще одновременно и воюющая и договаривающаяся сторона, послал в Ольмюц своего адъютанта Савари предложить императорам мир; от того ли, что он тогда желал его, что можно думать, так как его положение было очень критическим, оттого ли, что он хотел обмануть и выиграть время, которое ему было необходимо – он сделал весьма умеренные предложения, а в письме к императору Александру он выражался с почтением и покорностью, не свойственными ему. Не будучи еще им признан за императора французов, он не называл его «mon frе́re» [мой брат] и не употреблял формулы, принятой государями.

Савари остался несколько дней в Ольмюце; ему не повезло в переговорах с императором и министрами, но он, вероятно, с большей пользой распорядился своим временем в отношении Вейротера или кого-нибудь другого из второстепенных лиц.

Образ действий и тайные намерения Вейротера являются загадкой, которая до сих пор не была разгадана и которую я не могу разрешить: изменил ли он нам или только не был на высоте своего назначения (в чем никто не сомневался)?

Он умер в Австрии вскоре после Аустерлицкого сражения, в бедности, от горя и злости. Если бы он продал Наполеону свою верность, то, конечно, получил бы состояние, достаточное для своего обеспечения; он покинул бы свое отечество, где оставаться все-таки было рискованно, и жил бы во Франции или Италии.

То, что я сейчас написал, служит, конечно, сильным доводом в пользу Вейротера, но, с другой стороны, как объяснить в военном, понимающем, по меньшей мере, идею войны, бессмыслие движений, которые он заставил нас произвести, и бестолковость его распоряжений?

Как объяснить то, что неприятель прекрасно знал наше намерение, что подготовил и произвел с такой точностью и быстротой передвижение перед сражением и во время него, что были убеждены в невозможности, чтобы такие блестящие комбинации были бы просто следствием дарований и глазомера Наполеона и чтобы он не был так же хорошо ориентирован в наших предположениях, как и мы сами? Как объяснить полное пренебрежение, обнаруживавшееся нами не только по отношению к силам, но и к позиции противника?

Мы были в сердце владений наших союзников; вся аристократия их армии имела земли в Моравии, много чиновников осталось на своих местах даже в завоеванной стране, и мы не имели ни шпионов, ни сведений, а Наполеон знал мельчайшие подробности о нашей армии, о наших силах, о предположениях и начальниках. Нельзя не согласиться, что если подозрения против Вейротера были неосновательны, то они были, по меньшей мере, простительны.

После отъезда парламентера Савари император Александр послал к Наполеону своего неизменного Долгорукова. Последний нашел императора французов близ Вишау, на аванпостах, где он не рассчитывал его встретить; он сам мне говорил, что, прибыв на первый неприятельский бивак, он увидал выходящую из траншеи маленькую фигуру, очень грязную и чрезвычайно смешно одетую, и что он был страшно удивлен, когда ему сказали, что это Наполеон, которого он дотоле не знал.

Он имел с ним свидание и довольно долгий разговор. Долгоруков, от природы дерзкий, обошелся с Наполеоном довольно невежливо, последний выказал крайнюю умеренность и даже боязливость, которая обманула Долгорукова и через него императора Александра, вообразивших, что Наполеон страшно боялся атаки с нашей стороны и отступил бы немедленно после нашего наступления.

Долгоруков сделал Наполеону немыслимые предложения; они были отвергнуты, и он возвратился в Ольмюц, объявляя повсюду, что Наполеон дрожал и довольно нашего авангарда, чтобы его разбить. Он мне передал те же предположения, но не разубедил меня, как это сделал со многими другими.

Решено было покинуть Ольшау, не подождав даже Эссена, и идти навстречу противнику. Напрасно Кутузов, Сухтелен, Буксгевден, австрийские генералы, князь Карл Шварценберг, князь Иоанн Лихтенштейн противились этому плану; напрасно старались они доказать необходимость повременить и оставаться там, где мы были: сражение было решено. Сухтелен был удален из Совета; Вейротер сделался главным деятелем.

15-го (27-го) ноября мы двинулись на Вишау, вечером дошли до Просница, а на следующий день 16-го (28-го) – до Вишау по большой дороге из Ольмюца на Брюнн и Вену. Авангард князя Багратиона был усилен несколькими полками кавалерии; император сам присоединился к нему; союзники произвели нечаянное нападение на аванпосты противника; часть их перебили, взяли более 500 человек в плен, а остальных оттеснили до Позоржица. Император присутствовал на этой охоте, успех которой убедил его, что армия Наполеона не представит большого сопротивления, чем ее аванпосты.

Раз сделав ошибку, т. е. не оставшись выждать необходимое время в Ольшау, не следовало после дела при Вишау, по крайней мере, терять времени: надо было идти прямо по большой дороге на неприятеля; 17-го (29-го) ноября мы могли бы быть в виду противника, и есть основание полагать, что тогда Наполеон отступил бы за Брюнн.