Пленники Зоны. О возвращении забыть - Сергей Коротков

Так они проникли в поликлинику, ошпарились в «киселе», опалились в «жаровне», игнорировали артефакт «слеза». Насквозь пробежали здание, кишащее крысами, и пересекли мини-парк больницы. Там они успокоились только на третьем этаже, смогли передохнуть и оценить исход боя. Позорного и неудачного для них, профессионалов, боя!

* * *

Азиаты на ночь встали лагерем в детском саду, буквально через полчаса после того, как в этом месте пушечным ядром пронеслась банда Басмача, отбиваясь от мутантов.

Детский сад, некогда зеленый, благоухающий цветами и фруктами, теперь был сер, пуст и молчалив. Никто много лет не оглашал корпус и веранды заведения озорным смехом, горьким плачем, мелодиями Энтина и Ефремова, многоголосьем ребятишек и стишками вслух.

Иногда здесь останавливались бродяги, сталкеры, пепелевцы, захаживали сюда бойцы «Чести» и «Силы». Мутантов тут не водилось по двум причинам. Вся территория детсада «Черепашка» по периметру была окружена забором из хорошо сохранившейся сетки-рабицы на столбах и впридачу густыми зарослями шиповника и диких роз, шипы которых могли проколоть насквозь ладонь. А еще как-то недавно один из сталкеров по прозвищу Чертежник спустил в трубу, служащую колонной-основанием для высокого шеста с флагом, артефакт «сердце». Он сделал это, говорят, специально, осознанно, будучи в здравом уме и в порядке. Сталкер долго искал по Зоне этот ценный, дорогой артефакт, потратив много сил, нервов, денег, крови и пота.

Многие по барам и у костров гадали, зачем бывший интеллигент, инженер-энергетик из Сретенска так упорно ищет именно «сердце». Вскоре разгадка явилась народу.

Чертежник потерял левую руку, глаз и двух товарищей-отмычек в районе Пустыря в схватке с бандитами, а затем со сворой слепых псов. Но зато там нашел объект своих поисков. Похоронив на скорую руку (оставшуюся правую) спутников, вконец измочаленный, выдохшийся и больной, с пробитой ногой, кровавой культей и бинтом через голову а-ля Кутузов, сталкер двинул в свой последний путь.

И никто не смог его остановить.

Потому что отец шел к своему ребенку!

Оказывается, в с восемьдесят четвертого года по восемьдесят шестой в этот садик ходила его дочка, маленькая белокурая Сонечка. Девочка перешла в среднюю группу, когда случилось это. Сретенская катастрофа оставила тогда многих родителей бездетными, а детей сиротами. Только одних сразу, других позже.

Чертежник до Вспышки был умным, честным коммунистом, имел хорошую, любимую работу, добрую, хозяйственную жену и милую красавицу дочурку. Государство дало им все – работу, жилье, права и здоровье. Хотя потом все это и отняло проклятой политикой, гонкой и безалаберностью, вылившимися в аварию на АЭС.

В тот день ошалелый инженер прибежал домой, чтобы забрать своих на автобус и в колонне беженцев убраться с этой вмиг ставшей опасной зараженной территории. Грохот взрыва и последующий гул слышали все, кто находился в десятикилометровой зоне от эпицентра. Только почему-то доблестная и славная компартия Советского Союза посчитала необязательным сообщать гражданам о страшной аварии и смертельном выбросе. Время утекало водой под камень, люди, животные и звери заражались, получали критические дозы, вдыхая мертвый воздух, потребляя убийственную воду. И только на другой день исполкомы и милиция решили сообщить об угрозе и эвакуировать население. Но было уже слишком поздно!

Он не обнаружил дома своих девочек. Нехорошо засосало под ложечкой, когда сигналы отъезжающего транспорта участились, крики на улице возросли, а по квартирам заметались дежурные дружинники, милиция и комсомольцы – верные помощники партии и Ленина. За ними вслед носились по опустевшим домам мародеры и воры.

Собрав небогатый скарб, все только самое необходимое, инженер окончательно понял, что с его супругой что-то неладно. Сотовых телефонов и КПК тогда не было и в помине, а городским стационарным они тоже еще не обзавелись, стояли в очереди на восемьдесят седьмой год. Он, спотыкаясь и потея, побежал к соседям по площадке. У них имелся домашний телефон. В квартире с распахнутой дверью хозяев не оказалось, трубка аппарата разбитой валялась на полу, провод обрезан, кругом беспорядок и следы не только поспешного бегства, но и борьбы.

Медленно, боясь обнаружить что-то ужасное, под дикий стук сердца инженер открыл дверь ванной комнаты. На полу в луже крови лежала его супруга. То, что он увидел, настолько потрясло молодого человека, что сознание помутилось, ноги ослабли, и его тело рухнуло рядом с трупом жены.

Сколько он пробыл в обмороке, трудно помнилось. Ножевые раны шеи и груди женщины говорили об отчаянной борьбе с убийцей, потере крови и немыслимых мучениях, выпавших бедняжке. Видимо, она тоже побежала искать телефон, чтобы позвонить мужу на работу и узнать подробности далекого взрыва, новости и его планы. Спросить совета умного супруга, что делать дальше ей, кто из них заберет дочурку, а кто поможет их родителям, живущим недалеко. Но в уже покинутой квартире кто-то был чужой. И плохой.

Она пыталась убежать, бороться, спастись. Но враг оказался сильнее! Хладнокровно и жестоко он гонял ее по квартире и кромсал, резал, протыкал молодое нежное тело холодной острой сталью.

Пока она не умерла.

Кто он был, этот гад?!

Долго муж просидел у тела любимой женщины. Женщины, родившей ему свою копию, симпатяшку доченьку.

Дочь!

Инженера как током ударило. Как же она там, среди…

Он вскочил, вскрикнув от боли в затекшем теле. Держась за стены, двери в кровавых брызгах и разводах, поплелся к выходу, но застопорился. Жена! Вернулся, понял, что щеки щиплет от слез, утерся. Поискал взглядом тряпье, увидел полотенце, накрыл им лицо любимой. Отпрянул, замер. Снова наклонился, отогнул край материи и поцеловал женщину в лоб. Наверное, только лоб не был в крови! «Прощай, милая, прощай, моя хорошая!»

Ноги несли его со скоростью сломанного самоката. Как назло, конечности налились свинцом и не слушались хозяина. Черепахой он буквально вполз в детсад «Черепашка», не видя никого кругом, не слыша привычного многоголосья ребятни.

Дверь, лестница на второй этаж, снова дверь, раздевалка, знакомая группа. Никого. Разбросанные игрушки, листки бумаги, книжки. Разбитая чашка. Перевернутый трехколесный велосипед, на котором детишки по очереди катались после сон-часа.

Инженер устало вышел, в раздевалке сел на скамеечку, открыл, скорее на автомате, чем осознанно, шкафчик с утенком. Запасной носовой платочек. Сменные колготки сложены в углу, зеркальце в розовом пластике оправы. И одна туфелька. Одна! Их купили той осенью в универмаге в Калининграде. Такие были только у нее, золотистые, из натуральной кожи, с лучиками солнца на еподъеме. И сейчас в шкафу лежала только одна туфелька. Только одна! «Солнышко мое, ты где-е?»

Закончился вдовец-муж, включился отец. Мозг упорно не хотел понимать и принимать утраты. Мозг отключился, кипел, застывал, снова кипел. Как остолоп, как манекен он вышел из садика, еле передвигая ноги, безвольно опустив руку с зажатой в кулаке туфлей, сгорбившись и пустив из угла рта слюну. Рубашка порвана, в крови и грязи, брюки мятые, пыльные. Видок как у зомби, с которыми впоследствии ему не раз придется встречаться.