Ночные желания - Николь Джордан

— Объяснить? — переспросил молодой человек.

На лице Рейна напряглись мускулы, и Мадлен поспешила вмешаться.

— Он уже все знает, Джерард, так что ты можешь быть совершенно откровенен.

Рейн на секунду встретился с ней глазами, прежде чем опять обратил свой пронзительный взгляд на ее брата.

— Я уже слышал эту историю в изложении вашей сестры. Теперь я хотел бы услышать ее от вас.

Джерард внимательно посмотрел на Рейна, как будто определяя, о чем можно будет умолчать. Видимо, в конце концов он решил, что ему лучше не искушать судьбу и выложить все как есть. То, что рассказал Джерард, полностью совпало с историей в изложении Мадлен, включая признание им факта похищения бесценного ожерелья и последовавших за этим событий, завершившихся нападением на него троих приспешников барона Эккерби.

Когда он закончил, Мадлен не сдержалась и воскликнула в отчаянии:

— Джерард, как ты мог решиться на воровство?

Выражение его лица стало жестким, когда он обратил свой взор к сестре.

— Если ты собираешься читать мне мораль, Мадди, то напрасно тратишь свое время. Я сделал бы все то же самое снова, если бы это понадобилось.

— Но ожерелье принадлежит не тебе.

— Нет, не мне. Его законные владельцы — виконт и виконтесса де Вассэ, — заявил он убежденно. — Существует миниатюра, на которой обрученная виконтесса изображена именно в этом ожерелье. Оно находилось в ее исключительной собственности, и леди Дюбонэ намеревалась в свое время передать его по наследству своей дочери. Кстати сказать, я взял только ожерелье и более ничего из драгоценностей, которые были у них украдены.

— Каких драгоценностей?

— Виконт владел бесценной коллекцией фамильных украшений. Третий по счету барон Эккерби, отец нынешнего, все это украл.

— Это серьезное обвинение, Эллис, — заметил Рейн.

— Да, но это правда, — возразил Джерард. — Как многие другие аристократы, де Вассэ были вынуждены платить огромные деньги за то, чтобы их тайно вывезли из Франции в самый разгар кровавой революции. Но когда они прибыли в Англию, у них по-прежнему оставалось целое состояние в драгоценных камнях. Вскоре после того как они осели в Чемлсфорде, их дом был ограблен и все драгоценности исчезли. Затем, несколько лет спустя, коллекция обнаружилась во владении отца барона. Теперь уже невозможно доказать, что именно он организовал похищение, но Эккерби явно завладел ими незаконным путем и в результате этого преступления несказанно обогатился. А когда де Вассэ предъявил ему обвинение, барон отказался отвечать на иск и лишь выбранил виконта за то, что тот, мол, не заботился о своих драгоценностях должным образом.

— Тем не менее, это не давало тебе права похитить ожерелье, — строго сказала Мадлен.

— Я всего лишь стремлюсь восстановить справедливость, Мадди, — горячо возразил ей брат. — Ты ведь слишком хорошо знаешь положение эмигрантов на примере маман. Те, кто не был обезглавлен на гильотине революционным правительством или растерзан озверевшей толпой, остались без гроша и крыши над головой. Именно такая участь постигла и родителей Линет. После того, как на их глазах казнили всех родных и друзей, потеряв почти все, чем владели, они приехали в Англию с надеждой начать новую жизнь. И все для того, чтобы эти надежды вскоре были разбиты вдребезги. Это нечестно, что Эккерби будет и дальше удерживать их законное имущество.

— И ты решил исправить положение, взявшись вершить правосудие самолично и обокрав сына покойного барона? — сурово спросила Мадлен. — Даже если его отец виновен, как ты утверждаешь, нынешний барон Эккерби не несет никакой ответственности за преступления, совершенные много лет назад.

Джерард хмуро на нее взглянул.

— Не могу поверить, что ты приняла сторону Эккерби.

— Я не приняла сторону Эккерби! Я только пытаюсь уберечь тебя от тюрьмы или даже казни.

Черты лица ее брата слегка смягчились, частично утратив недавнюю воинственность.

— Дело не в том, что таким образом я просто пытаюсь втереться в доверие к родителям моей молодой жены, Мадди. Главная причина в той отверженности Линет, которую я не в силах сносить. С тех пор как мы сбежали, она каждую ночь, засыпая, рыдает от мысли, что более не принадлежит к семье своих родителей. Как бы ни была велика ее любовь ко мне, она вскоре угаснет, если я не добьюсь их прощения и воссоединения дочери с отцом и матерью.

Мадлен пребывала в замешательстве, симпатизируя настроениям брата, но все же не считая их оправданием совершенной им кражи.

— Если Линет действительно тебя любит, то твоя жизнь для нее важнее улучшения материального положения ее родителей. Тебя могли убить сегодня. Едва ли она будет счастлива также и в том случае, если тебя повесят или если вам обоим придется провести остаток жизни беженцами, скрываясь во Франции.

— Нет, Линет полностью поддерживает меня. Она хочет, чтобы ожерелье вернулось к ее родителям, даже если нам придется для этого бежать во Францию.

Вдруг тон Джерарда стал умоляющим.

— Прошу тебя, Мадди, ты должна мне помочь.

Чувствуя мучительное бессилие, Мадлен посмотрела на брата с болью и разочарованием.

— Что бы сказала о твоем проступке маман… — наконец пробормотала она.

— Это нечестно — апеллировать в этом деле к памяти маман, — негромко возразил Джерард. — Она давно умерла. И в любом случае, думаю, она поддержала бы восстановление справедливости.

Пожалуй, на этот счет он был прав, но все же… Мадлен поднесла руку к виску. Не только саднящий синяк на скуле беспокоил ее. Голова ее заболела от напрасных попыток образумить брата.

— Неужто ты не осознаешь, что полностью разрушаешь этим свое будущее, Джерард? Я не говорю уже о том, что мы, возможно, больше никогда не увидимся. Ты обязан вернуть ожерелье Эккерби.

— Я не могу, Мадлен. И я не верну.

После этих слов воцарилась гнетущая тишина. Рейн, молча следивший за их дискуссией, наконец вступил в разговор.

— Есть простое решение этой проблемы, — не спеша произнес он.

Мадлен повернулась к нему, а он между тем развивал свою мысль:

— Я куплю ожерелье у Эккерби и добьюсь его согласия не подавать уголовный иск против твоего брата.

— О, это было бы великолепно! — воскликнул Джерард восхищенно.

Мадлен уставилась на Рейна, разрываясь между отчаянием и надеждой. Его врожденное благородство понукало его вступаться за слабых и обездоленных и бороться за торжество справедливости. Жалобы Джерарда на нелегкую долю эмигрантов намного быстрее были способны завоевать симпатии Рейна, чем страхи потерять любовь Линет. Но она не могла допустить огромного денежного пожертвования с его стороны, которое необходимо для приобретения ожерелья.

Мадлен не понимала, почему граф стремится выручить ее брата из затруднительного положения, в которое тот сам себя загнал. Совсем недавно муж сурово обвинял ее в предательстве и супружеской измене. Теперь выражение его лица было непроницаемым, на нем не читалось ни единой эмоции. Невозможно было определить, о чем он думает и что чувствует.