Холодное утро в 3018 - AnniLora

Хавьер и я переглянулись. И я заметил гнев в глазах друга.

Это люди-то — управляемое оружие? Те несчастные, которых убили гильдейцы? Если это правда, то технократы — проклятые ублюдки, подонки, которым нет оправданий.

— Эксперимент, подобный «Новой Земле», — нахмурился Холинвуд. — Слушай, Гектор, если трагедия повторится…

— «Новая Земля» была попыткой воссоздать допотопное природное оружие. «Холодное утро», помнишь, я тебе рассказывал? Но это оружие, в конце концов, вышло из-под контроля. И поэтому они решили пойти другим путём.

— Если так, Гектор, если они спонсировали проведение экспериментов над людьми, всех участников ждёт трибунал.

— Сначала мы должны вывести мерзавцев на чистую воду. Придётся играть по-крупному, Бендж. Парни вернутся в Льеж, Ричард Фрост присмотрит за ними. Я не стану вживлять лейтенанту Орелли новый чип. Их с Леоном водой не разольёшь. Благодаря этому я прослежу за обоими.

— Проклятье! — зашипел Хавьер. — Разве я не имею права на личную жизнь?!

— Вскоре я свяжусь с вами, — обратился к нам Бофорт. — А пока разрабатывайте версию научного эксперимента.

Да, эксперимент. Адская помесь «Новой Земли» и «Альфы». Новое «Холодное утро», которое наступит очень скоро, если не остановить технократов.

Возвращаться к обычной жизни оказалось сложнее, чем я думал. Привычный образ жизни казался странным, неестественным. Трудно было работать, когда тебе известно, что в этот момент над кем-то проводят эксперименты.

Я прочитал несколько лекций в Берлинском университете, как и обещал Ольсену, а потом вернулся к занятиям, дежурствам и урокам в Школе. Полицейский участок я посещал в дни ночных дежурств Хавьера. После того, как большую часть материалов передали в Особый отдел, мы могли работать только по ночам. Мы глотали кофе чуть ли не вёдрами, перелопатили всю Сеть и изучили от корки до корки профили каждого погибшего.

«Если Лукреция Сфорца узнает, чем мы тут занимаемся, то со значками придётся попрощаться. Так что семь раз подумайте прежде, чем предлагать мне помощь» — сразу предупредила Каролина. Но никто не отказался: ни Майк из аналитического отдела, ни Линда и Оливия из отдела связи, ни оперативники Редж и Кит, ни, тем более, Хавьер и я. Расследование стало для нас делом чести. Да, именно так.

— Офицер Фрост раздобыл сведения едва ли не обо всех существующих исследовательских программах как в ЕАК, так и за её пределами: на Селении, на орбитальных и марсианских станциях, — обрадовала помощников Каролина спустя пять дней после моего возвращения в Льеж. Мы в очередной раз собирались провести ночь в участке и пялиться в экран компов до тех пор, пока из глаз ручьями не польются слёзы. Все выглядели уставшими и грустными. — Но знайте: это официальные данные, а на испытательных полигонах учёные могут заниматься чёрт знает чем. Нужно найти хоть какую-нибудь связь между убитыми и этими исследовательскими программами. Нам нужна зацепка, пусть и призрачная.

Что нам только не попадалось! Программы по изучению мирового океана, в том числе рельефа его дна, фауны, одиночных волн, исследовательские проекты по созданию космических кораблей, искусственных спутников и орбитальных станций, дроидов, гаджетов, лекарственных средств и прочего, и прочего. Глаза разбегались.

— Создание клонов домашних животных, — процедил оперативник Кит — лопоухий, светловолосый парень. — Вот на что тратятся бюджетные деньги. Лучше бы обеспечили постоянную подачу электричества в Нижние районы.

— Или изменили систему поиска пропавших, — заметил Майк. — Нынешняя никуда не годится.

— Или усовершенствовали программы защиты баз данных, особенно медицинских. А то доступ к ним может получить кто попало, любой нечистый на руку чиновник или террорист, или сумасшедший учёный, — негодовала Оливия — миниатюрная девушка с медного оттенка кожей и длинными иссиня-чёрными волосами. — Итак, я обобщила все данные. Ныне в ЕАК проживает двадцать тысяч человек, у которых была выявлена аллергия на линий. Подчёркиваю, это только в Конфедерации. И да, имеется закономерность. Если аллергия присутствует у родителей, то она обнаружится и у детей.

— А как же тот парень из Пекина, который едва не умер после вакцинации? Его мать болела жёлтой лихорадкой, но прошла курс лечения и принимала препараты на основе линия. У отца аллергии не было, — встрепенулся я.

— А! Ты про Линь Джанга? Он приёмный сын. Короче говоря, аллергия на линий — дело семейное. И если все эти люди — носители гена X, они находятся в зоне риска. Подумайте, сколько у нас уйдет времени на то, чтобы всех оповестить! Так ведь ещё и объяснить придётся, какая им угрожает опасность. А если произойдёт утечка информации?

— Придётся рискнуть, — Каролина была непреклонна. — В первую очередь, обратите внимание на людей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, на граждан с низким уровнем дохода, на мигрантов. Их легче всего заманить, сбить с толку. Они находятся в зоне риска.

Честно говоря, тогда мы пытались поймать воздух, разгадка тайны неизменно ускользала. В наших знаниях существовал пробел, который было очень трудно восполнить. Мы не знали наверняка, что носители гена X являются потомками илионийцев. Я не мог вспомнить: была ли у меня аллергическая реакция на прививку от жёлтой лихорадки. В базе данных сведения об этом отсутствовали. У отца, по всей видимости, аллергии не было, хотя он был сыном посла Лу’Кааса. Но в чём же тогда смысл? Носители гена X — не потомки илионийцев? Тогда каким образом их гибель связана с покушением на посла? Кто водил нас за нос? Гильдейцы? Технократы? Севр? Мы ошиблись? Неправильно истолковали записи Никифорова и Акира Иширу? Как же быть?

— Изучив профили, мы выявили следующую закономерность: убитые носители гена время от времени покидали родной город. Причины разные: Йозеф Лисянский уехал на заработки в Берлин, Габриэлла Эберн — на стажировку в Париж, Чан Фиа, как и Лисянский, работала в Берлине, Фёдор Соловьёв и Оксана Петракова в разные годы обучались в университете в Париже, Иван Стасюк время от времени приезжал в Брест из Минска, якобы для встреч с друзьями, — отрапортовал я. — Но внимание! Людей, которых он называл своими друзьями, не существует. Ничего себе, да? У Стасюка не было семьи, и вообще, его считали нелюдимым, замкнутым человеком, о себе он почти не