Трущобы Севен-Дайлз - Энн Перри

– Мои не изменились, – сухо ответил Сандерман, в упор глядя на нее. И вновь его внутренняя сила поразила ее: его разум как будто был островом абсолютного знания, и его не касались никакие превратности бытия и страсти других людей. – Извините, – быстро добавил он, чтобы смягчить отказ.

Шарлотта заговорила дальше – было бы просто нелепо, придя сюда, просто так сложить оружие и уйти без всякой борьбы.

– Я и не ожидала, что они изменятся, мистер Сандерман. Но поскольку после нашего с вами разговора мой муж вернулся из Александрии и рассказал мне… – Шарлотта умолкла. Лицо Сандермана сделалось белым как мел. Тогда она посмотрела на его руки: те были сжаты в кулаки с такой силой, что грубый лоскут, который он держал, врезался ему в кожу. Она поспешила ухватиться за этот шанс. – И рассказал мне многое из того, что он узнал, будучи там, о службе мистера Ловата в Египте, и другие вещи… – Шарлотта не стала вдаваться в подробности, чтобы он не понял, как мало на самом деле она знает. – Мистер Сандерман, у меня есть все основания полагать, что жизнь Мартина Гарви в опасности. Один высокопоставленный джентльмен из Особой службы предупредил меня, что я занимаюсь весьма опасными вещами, которых мне лучше не касаться, но я не могу себе этого позволить, зная, что только так я могу спасти другого человека. Я боюсь, что Мартина Гарви убьют, ибо он не представляет для них никакого интереса.

Сандерман сделал огромные глаза, как будто увидел нечто такое, что приковало к себе его взгляд.

– Особая служба? – произнес он сухими губами. – Но какое дело им до Мартина Гарви?

– Вам наверняка известно, что Эдвин Ловат убит. Об этом писали все газеты, – ответила Шарлотта. – И что эту египтянку теперь судят в Олд-Бейли. Думаю, даже здесь, в Севен-Дайлз, об этом идут разговоры. Ведь это громкий скандал, в который втянут крупный политик. Это может привести к отставке всего кабинета.

– Да, – тихо согласился Сандерман. – Разумеется, до меня дошли слухи. Но для нас здесь это совершенно другой мир. Это просто история и ничего больше, – добавил он, как будто пытался убедить самого себя сложить всякую ответственность.

Увы, ее единственный мимолетный шанс ускользал из ее рук, и, что еще обидней, Шарлотта не знала, как его вернуть. Внутри ее шевельнулась паника. Нет, она просто обязана что-то предпринять, иначе он откажет ей снова, и тогда будет уже поздно. Она вспомнила, что Питт сказал про четвертого их друга.

– Мистер Йейтс тоже мертв, – бросила она Сандерману в лицо.

Казалось, будто она влепила ему пощечину. Он открыл рот и попытался втянуть в себя воздух, но не смог. По его реакции Шарлотта поняла: она сказала ему нечто такое, чего он не знал, и это глубоко задело его. Возможно, в будущем она в этом раскается. Но сейчас… сейчас она должна любым способом вытянуть из него то, что рассказал ему Мартин Гарви. Шарлотта открыла было рот, чтобы заговорить, но что-то в лице Сандермана остановило ее.

– Как… как он умер? – выдавил он. Их роли поменялись: теперь он спрашивал у нее и наверняка понимал всю иронию этого положения.

– Сражаясь, – ответила она. – Где-то в Индии. Похоже, он был храбрый солдат… порой даже слишком… – Видя, как последняя кровь отлила от его лица, Шарлотта умолкла.

– Сражаясь? – Сандерман буквально вцепился в это слово, как будто оно вселяло в него некую отчаянную надежду. – Вы хотите сказать, в бою?

– Да.

Он отвернулся.

– Прошу вас, мистер Сандерман, – произнесла она с мольбой в голосе. – Мой муж – умный и решительный человек. Он наверняка выяснит то, что вам известно, но, боюсь, помочь Мартину Гарви будет уже поздно. Или мистеру Гаррику – если они вместе. – Шарлотта не знала, мудро ли она поступает. Вдруг она зашла слишком далеко и выдала собственное неведение? Но на его лице читалась внутренняя борьба, и она с замиранием сердца ждала, что он скажет ей в ответ.

В его глазах промелькнуло решение, однако он поспешил отвернуться и вместо этого посмотрел на свои руки.

– Вряд ли в ваших силах что-то изменить, – произнес он, и Шарлотта услышала в его голосе боль. – Даже если я расскажу вам все, что поведал мне Мартин, боюсь, что уже слишком поздно.

Внезапно ей сделалось зябко. Холод как будто проникал ей под кожу, и она чувствовала, что ее начинает бить дрожь. Она вся напряглась.

– Вы считаете, что Мартина тоже убили? Кто следующий? Вы? – с вызовом в голосе спросила она. – И вы намерены сидеть и ждать, когда с вами тоже что-то случится?

Ее голос дрожал от гнева и страха. А также от осознания того, что она сражается в одиночку. И это при том, что он был с ней рядом – так близко, что она ощущала исходивший от его рук запах карболового мыла, хотя те уже давно высохли. Движимая внезапным порывом, она взмахом руки обвела комнату.

– Неужели все эти люди вам безразличны в той же мере, в какой вам безралична собственная судьба? Кто позаботится о них, если не вы?

Он поднял глаза. Похоже, она задела самое больное место.

– Это ваша работа! – с жаром продолжила Шарлотта, понимая, что она несправедлива и не права. Она фактически ничего о нем не знала и не имела права на такие заявления. Рассердись он на нее, она не стала бы его в этом обвинять.

– Мартин услышал обо мне, – тихо произнес Сандерман. Казалось, он глубоко о чем-то задумался, но колебаний в его голосе она не услышала. – Я знаком со многими солдатами, которые переживают не лучшие свои времена. Которые выпивкой пытаются заглушить душевную боль, все те ужасы, которые преследуют их и которые они не в силах забыть. Или потому, что они не знают, как им вернуться к прежней, мирной жизни, которую они вели до войны. – Сандерман глубоко вздохнул. – Когда человек живет дома, жизнь для него практически одинакова каждый день – скромные мечты и надежды, и так из года в год. Мир для него почти не меняется.

Шарлотта слушала его, не прерывая. Пока что Сандерман произносил общие фразы, однако что-то подсказывало ей, что он постепенно подходит к чему-то важному.

– В армии все совершенно не так. Порой даже самый короткий срок кажется целой жизнью, – продолжил он.

Интересно, что он имеет в виду? Египет? Себя? Стивена Гаррика? Ловата? Или всех тех несчастных, страждущие души которых он окормлял здесь, в темных закоулках Севен-Дайлз?

– Мартин пытался помочь Гаррику, – произнес Сандерман, глядя в пол, как будто не решался посмотреть ей в глаза. – Но не знал как. Кошмары Гаррика становились все мрачнее и случались все чаще. Он пытался искать спасение от них в алкоголе, но с каждым разом это получалось у него все хуже и хуже. И тогда он начал принимать опиум. Его здоровье резко пошатнулось, и он больше не владел собой. – Последние слова Сандерман произнес еле слышно. Шарлотта была вынуждена наклониться к нему ближе, чтобы услышать, что он говорит. – Он никому не доверял, – продолжил тот. – Кроме Мартина, так как был уже за гранью отчаяния. Мартин подумал, что если Гаррик придет ко мне… или если я приду к нему, то я смогу ему помочь.