Священная - Синтия Хэнд

– Нет. Ничего бы не случилось. – Джеффри смотрит в окно, но его глаза затуманены, словно он вновь переживает эти моменты. – Он бы не умер. Потому что я спас бы его.

Брат вновь начинает складывать вещи в свою сумку. На этот раз нижнее белье. С его губ срывается неестественный, режущий уши смех, а затем он качает головой.

– Боже. Ты не представляешь, с каким остервенением я искал Такера. Он не появился там, где должен был. Где всегда появлялся в моих видениях. Я думал, что сделал что-то не так. Решил, что он сгорел. Так что, в конце концов, сдался и вернулся домой. Когда я увидел тебя на крыльце с Кристианом, то подумал, что хотя бы у одного из нас все получилось. Что хоть ты выполнила свое предназначение. Я всю ночь не спал и думал, каким будет твое лицо, когда ты узнаешь с утра, что Такер погиб.

– Ох, Джеффри.

– Вот видишь, – продолжает он через минуту, спрятав дезодорант в сумку. – Ты думала, что не выполнила свой долг, верно? Но правда в том, что если бы ты в точности подчинилась своему видению, если бы доверилась божественному плану, то вы с Кристианом повстречались бы в лесу, да и с Такером бы ничего не случилось. И все было бы хорошо. Но вместо этого ты отправилась спасать его – и испортила все для нас обоих.

Я не знаю, что сказать. Поэтому молча выскальзываю из его комнаты и закрываю дверь.

Добравшись до своей спальни, я ложусь на кровать и пялюсь в пустой потолок широко открытыми глазами. Но в них нет и капли слез. А боль в груди настолько сильная, словно там огромная дыра.

– Прости, – выдыхаю я, хотя и сама не понимаю, перед кем извиняюсь: перед Джеффри, мамой, которая верила в меня, несмотря ни на что, или перед самим Господом.

Я просто уверена, что все случилось по моей вине, и мне очень жаль.

«Не кори себя», – раздается голос Кристиана у меня в голове.

Сев, я выглядываю в окно и, конечно же, вижу его на привычном месте.

«Я и для тебя все испортила», – напоминаю я.

Он качает головой.

«Нет, просто все изменила».

Я подхожу к окну, открываю его и вылезаю наружу. В прохладном ночном воздухе чувствуется аромат лета.

– Держись подальше от моей головы, – говорю я, неуклюже опускаясь на крышу рядом с ним. Я все еще не сняла красивые мамины туфли, и у меня уже ноют пальцы. – Хватит копаться в моих мрачных секретах. Это совсем не весело.

Он пожимает плечами.

– Они не такие уж мрачные.

Я бросаю на него хмурый взгляд.

– Моя жизнь словно мыльная опера.

– Очень, очень захватывающая мыльная опера, – говорит он, а затем обнимает меня за плечи и притягивает к себе.

Но я не сопротивляюсь, а просто закрываю глаза.

– Почему ты хочешь быть со мной, Кристиан? Я же полностью облажалась.

– Мы все облажались. К тому же ты такая милая, когда это делаешь.

– Перестань.

Кожа на загривке горит от его жаркого дыхания, которое шевелит мои волосы, выбившиеся из косы.

– Спасибо, – благодарю я.

Несколько минут мы сидим молча. Вдалеке ухает сова. И вдруг каким-то невероятным образом в моих глазах появляются слезы.

– Я так скучаю по маме, – выдыхаю я.

Кристиан сильнее сжимает меня в руках. Я опускаю голову ему на плечо и плачу, сотрясаясь всем телом от рыданий. Это одна из тех громких и невероятно непривлекательных истерик, когда из носа текут сопли, глаза опухают, а по лицу размазывается вся косметика. Но мне плевать. Кристиан обнимает меня, а я плачу. Боль изливается на его футболку, оставляя после себя облегчение и пустоту. Но в этот раз она приятная и дарит надежду, что стоит мне расправить крылья, как я смогу взлететь.

На вручение аттестатов всех девочек обязали прийти в белых мантиях, а мальчиков – в черных. Когда оркестр начинает играть «Торжественные и церемониальные марши» Эдуарда Элгара, мы парами входим в спортзал Старшей школы Джексон-Хоула под болтовню, аплодисменты и неистовые щелчки фотоаппаратов друзей и родственников. Нелегко смотреть на трибуны, зная, что там нет мамы. Или Джеффри. Когда на следующий день полиция заявилась к нам домой с ордером, чтобы допросить брата, его уже не было, а в комнате мы обнаружили лишь полупустые ящики – а ведь я поверила, что он вчера действительно собирал сумку на тренировку, – и желтый стикер, приклеенный к окну.

«Не ищите меня», – гласила надпись.

Он даже не взял свой пикап. Мы отчаянно искали его несколько дней, но не обнаружили никаких следов. Джеффри просто ушел.

Но зато на трибунах сидят Билли и папа. Он показывает мне большой палец. А я улыбаюсь и стараюсь выглядеть счастливой. В конце концов, сегодня я заканчиваю школу. И вступаю в новый мир.

Когда кто-то умирает в кино, всегда есть сцена, где главный герой стоит у шкафа с вещами почившего и теребит рукав его любимой рубашки, которая связана со многими счастливыми моментами. Я так же поступила сегодня утром. Подошла к маминому шкафу и взяла белое ажурное платье, которое она так любила. Я решила надеть его под мантию, чтобы ее частичка была в этот день со мной. Сентиментально, знаю.

В фильмах главные герои всегда прижимаются лицом к одежде, чтобы вдохнуть оставшийся на ней запах. А потом плачут.

Не знаю, насколько реальны эти сцены, но мне было не по себе стоять там и смотреть на вещи, когда-то принадлежавшие маме. «Как эти туфли все еще могут стоять здесь? – спрашивала себя я. – Как может остаться одежда, если человека больше нет?» Я нашла волосок на фланелевой рубашке и осторожно зажала его между большим и указательным пальцем, ведь он когда-то принадлежал человеку, которого я сильно любила. Несколько минут я просто держала его в руке, не зная, что с ним делать, а затем отпустила. Позволила ему упасть.

Это оказалось больно.

Зато прямо сейчас мама со мной, а ее любимый аромат ванили и роз окутывает меня и заставляет чувствовать себя сильнее.

«Боже, что за пытка? – звучит голос Кристиана у меня в голове. – Скольких нам придется слушать?»

Я смотрю в программку.

«Четырех».

В голове раздается его мысленный стон.

«Но мы должны поддержать Анджелу, – напоминаю я. – Члены Клуба Ангелов поддерживают друг друга».

«Как я уже сказал – это пытка».

Я еле заметно оборачиваюсь и бросаю взгляд в его сторону. Он сидит в нескольких рядах позади меня рядом с Авой Питерс. Чуть поодаль от него ухмыляется Кей Паттерсон.

«Да, да, – думаю я. – Я все еще смотрю на него».

Кристиан поднимает брови.

«Не обращай внимания», – говорю ему я.

Первая речь заканчивается, и наступает очередь Анджелы. Директор объявляет, что сейчас на сцену поднимется одна из лучших выпускниц класса. И одна из ярких звездочек Старшей школы Джексон-Хоула. И вдобавок одна из трех учеников, которые поступили в Стэнфордский университет.