Воители безмолвия - Пьер Бордаж

Когда он наконец становился на колени перед камнем, он приветствовал его с избытком уважения и, забывая о бегущих часах – ему случалось покидать амфаническое поле с наступлением ночи, – концентрировал все свои силы на неподвижной скале. Он приказывал ей немедленно оторваться от земли и взмыть в воздух. Но, к его великому разочарованию, камень даже ни разу не задрожал. Дважды ему показалось, что тот покачнулся, заколебался. И тогда волна счастья заливала его. Но ему с горечью пришлось признавать, что он принял свое желание за реальность, что его собственная мысль, стремившаяся к цели, и уставшие глаза создавали иллюзию движения. Черно-белая птица часто садилась на вершину камня, и хотя она была в двух метрах над ним, Шари казалось, что он подмечает огоньки насмешки в круглых желтых глазах хищника.

Он возвращался в Исход подавленным и разочарованным. Матери, которая спрашивала, почему у него такое раздраженное выражение лица, он отвечал, что устал от солнца, от скуки, от злобы сверстников. Но самое удивительное для ребенка его возраста было то, что он не отказался от своих замыслов. Напротив, как только уныние проходило, он укреплялся в своем желании. Отсутствие конкретного результата придавало ему энергии и настойчивости. Его тело и душу обуревала такая страсть преуспеть, что он изгонял из себя все сомнения. Каждое утро, когда неяркие лучи солнца касались его лица и прогоняли сон, вера, дикая и могучая, охватывала его: камень взлетит сегодня, он взовьется в воздух с легкостью птицы, с невероятной грацией вонзится в стадо облаков, вечных странников, бесшумно пересекавших небесные просторы.

В этот период великой жары амфаническая школа, обязательная школа для детей Исхода и окрестных поселений, была закрыта. Это позволяло ему посвящать себя тому, что он называл личными упражнениями с камнем.

Солнце было в зените. Далекие миражи вскипали на воздушных потоках. Пустынное плато заливал свет. Шари не слышал никакого шума, ни крика животных, ни бормотания ветра в зарослях кустарника. Ему было невероятно трудно поддерживать сосредоточенность. Воля, которую он считал бунтарской и нерушимой, расплывалась и превращалась в зыбкие дымки поверхностных мыслей.

Впервые ребенок засомневался в легенде, рассказанной Галаином Жабраном. Быть может, то была сказка, которая пересекает время и которую рассказчик передает из поколения в поколение. Как и легенды об ужасной ядерной колдунье и чудовищной армии слившихся атомов. И мать частенько повторяла, что все рассказчики лжецы. Они приукрашивают, добавляют подробности, краски, новых героев, меняют декорации. Такова их профессия: плотник делает мебель из дерева, рассказчик строит прекрасную историю из пустого происшествия, застрявшего в его изобретательном мозгу. Галаин Жабран не отличался от других. Вот они каковы, эти странные взрослые люди, которые вкладывают в головы детей странные мысли.

Как несведущий дух Шари Рампулина может сдвинуть этот камень, который не под силу стронуть с места и сотне сильных мужчин? Вот уже многие века ни одному ученому амфану не удалось совершить это чудо! Ему вдруг показалось, что его бессовестно обманули. Слезы разочарования и ярости потекли по его круглым щекам, вливаясь в ручейки пота.

Задул освежающий ветерок и поднял тонкую пленку рыжей пыли, устилавшей пустынное плато. Крохотные вихри понеслись среди беспорядочно застывших камней. Нежные раскосые глаза, расширившиеся от усталости и страха, уставились на ребенка… Заблудившаяся, измученная жаждой песчаная газель… Ее копыта яростно застучали по твердой земле, и шкурка цвета выжженной почвы исчезла за камнями.

Шари подавил слезы. Он не собирался признавать себя побежденным. Он не позволит мечтам рассыпаться с такой легкостью. Он вонзил взгляд в шершавый бок камня и смотрел, пока у него не заболели глаза, пока зрение не стало зыбким и неверным, пока его не охватило головокружение. Он всей душой умолял камень оторваться от земли. Лети! Лети!.. Прошу тебя, лети… Мощь его ментального усилия привела к невероятной головной боли.

Его силы иссякли, и он калачиком свернулся на булыжниках, устилавших горячую землю. Острые, режущие кромки исцарапали его кожу, и из царапин выступили капельки крови. Ему казалось, что весь мир рушится, что под ним раскрывается черная бездонная пропасть… Его иллюзии разбились о непоколебимый, бесчувственный камень, от его мечты осталась только горечь во рту. Он не знал, сколько времени пролежал в этой позе, потерянный, сотрясаемый нервными спазмами, оказавшись добычей невероятного разочарования.

Шари не мог заставить себя вернуться в Исход. Он задыхался в границах города, ему не хватало воздуха и простора. Его мать, пытавшаяся добиться социального признания, хотела, чтобы он стал амфаном. Опорами общества, в которых Шари видел лишь скучный религиозный аспект, были сутулые плечи жрецов, хотя они ему казались лишь восковыми статуями, аскетическими и печальными. Люди со столь же сухими сердцами, как и кора кустарника. Они считали себя хранителями традиции, пророческих стансов, ритуальных песнопений, но давно уже превратились в пленников своей веры. Галаин Жабран… Почему он вложил в его голову лживые идеи? Он не имел на это права! Шари так испугался удушающей тюрьмы, к которой его предназначали, что был готов проглотить любую чушь, лишь бы избежать темницы! Он походил на глупых красноперых курин, жрущих все и вся, в том числе собственные яйца и собственных цыплят, когда их обуревает голод! Галаин Жабран, лжец, ты предал меня… Прирученный камень мог бы стать окном в бесконечность, мог бы стать абсолютным транспортом…

Ощущая тяжесть на сердце, мальчик встал, вытер лицо, вновь залитое слезами, полой набедренной повязки, убирая грязь, пыль и спекшуюся кровь. Потом с сожалением повернулся в сторону Исхода.

Возникший неизвестно откуда низкий голос внезапно прорвал тишину:

– Дитя, ты выбрал прекрасный камень! Самый красивый! А овладение красотой требует великого терпения!

Вначале ребенка охватил ужас. Страх, что его поймал амфан. Окаменев, он не решался обернуться. Потом вспомнил, что ни разу не слышал подобного голоса, невероятно сурового и невероятно нежного одновременно. Он рискнул бросить взгляд через плечо.

На соседнем камне, скрестив обнаженные ноги, сидел человек. Огромный бесформенный кусок серой ткани был обернут вокруг его талии и плеч. Длинные черные волосы обрамляли бронзовое лицо с круглыми скулами. В черных глазах вспыхивали хитрые и добрые искорки. Длинные, гибкие" пальцы расчесывали густую бороду. Он весело расхохотался при виде обескураженного мальчугана. Потом сказал:

– Дитя, совершенство не может удовлетвориться приблизительностью! Видел ли ты цветок без цвета, без запаха, без стебля, который держит его? Как тебя зовут?

Хотя Шари немного успокоился, сердце его продолжало отчаянно биться.

– Шари… Шари Рампулин… Я – сын Найоны Рампулин, мой отец умер очень давно! – выпалил он, не переводя дыхания.

– Шари! Очень красивое имя! – воскликнул человек. – Знаешь ли ты, что оно означает?.. Нет? На древнем языке Матери-Земли оно значит «Звезда, которая сверкает вдали».