«Мы пол-Европы по-пластунски пропахали...» - Владимир Першанин

Рядом со мной упал разведчик. Пули попали ему в лицо и горло. Ранения были смертельные, он умер у меня на глазах. Не дай Бог кому видеть агонию умирающих людей, которым невозможно помочь! Всё сжималось внутри от страха и ненависти. Пулемет продолжал бить в нашу сторону, мы отвечали автоматными очередями. Неподалеку вел огонь еще один пулемет. Чистяков подбежал ко мне и показал направление.

— Уничтожь его! И постарайся взять кого-нибудь живьем.

Я разделил отделение на две группы. Поползли, огибая пулеметные вспышки с двух сторон. Укрытие у немцев было довольно простое, но крепкое. Бетонная плита, уложенная поверх окопа, узкая амбразура на высоте полуметра. Обзор у пулеметчиков был неплохой, учитывая, что гнездо располагалось на бугорке. Когда ползли, вдруг увидели немца. В руках он держал трубу огнемета, за спиной висел увесистый баллон. Расстояние не превышало метров пятнадцати. Нас было четверо. Если бы фриц успел заметить группу, то сжег бы нас за несколько секунд. На войне кому-то везет, а кому-то нет. Немец стоял к нам спиной, когда услышал шаги, хотел обернуться, но было поздно. Мы открыли огонь все четверо. В огнеметчика попало не меньше двух десятков пуль. Он свалился на подломившихся ногах, как кукла. Загорелся баллон, из гибкого шланга, пробитого пулями, брызнули струйки огненной жидкости. А в нашу сторону снова ударил пулемет. Он стрелял под углом, но зацепил одного разведчика.

Мы оттащили парня за кусты. У него были пробиты рука и ладонь. Сильно текла кровь, я оставил второго разведчика перевязать раненого. Вдвоем с Ваней Уваровым поползли, огибая пулеметное гнездо. Неподалеку пробежали двое немцев и скрылись из виду.

Потом появился еще один. Мы выстрелили ему в ноги и, забыв про пулемет, бросились к упавшему солдату. Впрочем, это был не рядовой солдат, а фельдфебель. Он ворочался, зажимая перебитую голень. От сильной боли громко стонал. Видя, как сильно течет кровь, торчат осколки кости, я понял, что как «язык» немец нам не пригодится. Живого врага оставлять за спиной нельзя. На войне не бывает красивых жестов. Мы добили фельдфебеля, забрали автомат, вынули из кобуры «вальтер» и снова двинулись в сторону дота.

Здесь мы уже действовали спокойно. Зайдя с тыла, бросили две гранаты перед амбразурой и у входа, защищенного не слишком толстой металлической дверью. С полсотни слов по-немецки я знал и предложил немцам, сидевшим в доте, сдаваться. К нам присоединился третий разведчик и двое саперов. Немцы раздумывали. Саперы бросили под дверь толовую шашку. Взрыв вмял ее внутрь. Прямо на амбразуру шла цепь наших пехотинцев. Я испугался, что немцы откроют огонь, и заорал, кое-как подбирая слова, чтобы вылезали быстрее и не вздумали открыть огонь. В руке у меня была зажата граната РГ-42 с небольшим разбросом осколков. Я собирался бросить ее в амбразуру, но один из немцев попросил дать честное слово, что их не убьют. Еще он спросил с сильным акцентом: «Вы НКВД или солдаты?».

— Солдаты! — закричал я. — Не тронем мы вас. Вылезайте быстрее, пока остальные не подоспели. Гранатами забросают.

Так бы оно и случилось. Наступающей пехоте было наплевать на «языков». В атаках пленных не брали. Фрицы это поняли. Двое, поддерживая друг друга, выбрались через щель между смятой дверью и косяком. Оба были контужены, но передвигаться могли. Я сразу же отправил их, как было приказано, в сопровождении разведчиков в штаб полка. Втайне надеялся, что нас наградят. Всё же пленных мы взяли в бою, неся потери.

Не поленился заглянуть в нору, где сидели пулеметчики. Укрепление хоть и не дотягивало до полноценного дота, но было сделано добротно. Земляные стены укреплены бревнами, амбразура прикрывалась заслонкой толщиной сантиметра четыре. Пулемет МГ-42 с оптическим прицелом стоял на треноге. Меня поразило количество боеприпасов. Не меньше двадцати коробок с пулеметными лентами, несколько цинковых ящиков с патронами, ящик с небольшими круглыми гранатами, величиной с гусиное яйцо. На гвозде висели противогазы и огнетушитель. Ваня собрал несколько банок консервов и сложил их в брезентовую сумку. Ящик с подходящими для нас компактными гранатами придвинул к ногам. Командир пехотного взвода, парень года на два постарше меня, попытался наложить лапу на пулемет.

— У нас всего один «дегтярь» во взводе остался, — пояснил он.

Я был злой на пехотинцев. По существу, нам пришлось воевать вместо них, мы потеряли несколько человек убитыми. Посоветовал младшему лейтенанту выметаться. Трофеи, в том числе пулемет, принадлежат нам. Пулемет мне был не нужен, разведвзводу он не полагался по штату. Мы и автоматы трофейные держали на всякий пожарный. Глядя фильмы о разведчиках, сплошь вооруженных немецкими МП-40, скажу, что это ерунда. Пользоваться трофейным автоматом опасно. Можно словить гранату или ответную очередь от своих. Поэтому мы брали с собой только ППШ, а позже легкие и удобные автоматы Судаева. К сожалению, их поставляли в 1943 году очень немного.

— Брось, земляк, — почуял мое настроение младший лейтенант. — Зачем разведке пулемет? Хочешь, я тебе часы хорошие подарю?

Часов у нас хватало. Но взводный подарил мне действительно хорошие австрийские часы, со светящимися стрелками и компасом. Впрочем, пулемет мы бы все равно ему отдали. Бойцы быстро собрали сошки, корпус МГ-42 с запасным стволом и двумя затворами в отдельном футляре. Немцы пунктуально предусматривали все для бесперебойного огня пулемета вплоть до сменных частей.

Всего разведвзвод захватил четырех «языков». Через сутки началось общее наступление. Сомневаюсь, что от наших пленных была великая польза. Ведь планы заранее были утверждены на уровне командования фронта. Если бы даже немцы сообщили сверхсекретные сведения о наличии огромного числа орудий и мощных укреплений, вряд ли наступление бы отменили. В любом случае, данные, полученные от «языков», сыграли положительную роль. Наступали не вслепую. Нашему взводу эта вылазка обошлась дорого. Мы похоронили пятерых погибших разведчиков, еще семь или восемь убыли в санбат. Только что укомплектованный взвод потерял треть личного состава. Получил второе ранение и лейтенант Чистяков. Несмотря на это, он снова остался в строю.

Наша дивизия в числе других войск наступала на Полтаву, которую немцы превратили в крупный укрепленный пункт. Разведка двигалась в первых рядах, вместе со штурмовыми отрядами. Пешком мы бы не успевали. Кроме двух мотоциклов, нам выделили полуторку. Еще один мотоцикл мы захватили у отступающих немцев. Какая задача у разведвзвода в наступлении? Та же. Быть глазами и ушами полка.

Мы мотались по проселочным дорогам, выискивали узлы обороны, артиллерийские заслоны и тут же сообщали о них командованию. Иногда шли вместе с танкистами и десантниками на броне. Здесь я увидел еще одну сторону войны. Как дерутся и гибнут в горящих машинах танкисты. Пропаганда создала из Т-34 ореол непобедимого танка. К сожалению, к лету сорок третьего года немецкие «Тигры» и «Фердинанды» по большинству показателей превосходили Т-34. Этих машин у немцев было сравнительно немного, зато сильной противотанковой артиллерии хватало. Я видел, как фрицы подбивали наши танки с такого большого расстояния, что трудно было засечь вражеские орудия и самоходки. Разведчики не имели права ввязываться без крайней нужды в бой. Танкисты же во время наступления на Днепр практически не выходили из боя. Скажу откровенно, что жестокость танковых боев меня потрясла.