За горами – горы. История врача, который лечит весь мир - Трейси Киддер

Далее следует долгая беседа, из которой Фармер успевает делать для меня разные поучительные выводы. Из всех случаев ТБ в семье только отцовский поддавался выявлению по анализу мокроты. То есть только у отца туберкулез был легочный и заразный – единственный эпидемиологически значимый случай и единственная форма болезни, которой занимается DOTS.

– Вот вам полный дом туберкулезников, а согласно системе DOTS больной здесь всего один, – говорит Фармер. – У остальных внелегочные формы, а они не считаются. Это убивает, но не считается, ага. – На мгновение он переносится мыслями в Перу: – Мы вовсе не хотели отменить las normas. Хотели только расширить их и добавить им гибкости.

Не обходится, конечно, и без социополитического урока:

– Взгляните на семью Альканта. Все живы, детишки шустрые, умные, а отец не может ходить. И они попросту не справляются. Это, черт подери, нечестно. Много лет назад одна женщина мне сказала: “Ты что, не способен понимать сложное?” Это стало для меня откровением. Неужели надо наказывать людей за то, что они верят, будто ТБ наводится ворожбой? Как один парень из нашей же команды – обещал помочь мне в местном городке с проектом по водоснабжению, но только если жители убедительно докажут, что оно им надо. А если бы ко мне подходили с такой меркой в детстве, когда я еще не знал, что в воде бывают микроорганизмы, от которых люди болеют?

“Соскок” он завершает словами:

– Я рад, что мы пришли, потому что теперь мы знаем, какой здесь мрак, и можем вмешаться агрессивно.

Я понимаю, что это значит: новый дом с бетонным полом и железной крышей, дополнительные меры по улучшению питания семьи, школа для детей. Добродетель в действии, идеальный образчик фармеровского метода. Сначала “периферийное вмешательство” – лечим семью от туберкулеза. Потом начинаем менять условия, которые, собственно, и сделали этих людей легкоуязвимыми для болезни.

Я сознаю, что некоторые похвалят наш поход за благородную цель, но тут же приведут его в пример как типичный недостаток системы Фармера. Как же так: влиятельный антрополог, дипломат от медицины, руководитель здравоохранительных проектов, эпидемиолог, вдохнувший новые силы и надежду в борьбу с целым рядом крупнейших мировых проблем, – и вдруг тратит семь часов на визиты к пациентам домой. Сколько неимущих семей в Гаити? А он предпринял целый поход, чтобы навестить две.

Мне вспоминается богатый друг Говарда Хайатта, который знал о работе Фармера и высоко ее ценил, но сомневался, что кто-либо сможет повторить подобные подвиги, а потому отказался сделать пожертвование в пользу ПВИЗ. Я слышал немало вариаций на эту же тему. Фармер и Ким делают то, что никому больше не под силу. “Занми Ласанте” не переживет Фармера. “Партнеры во имя здоровья” – организация, чересчур зависимая от своего гения. Вся серьезная, доброжелательная критика сводится к двум аргументам: отправляясь пешком в горы, чтобы проведать одного-двух пациентов, Фармер глупо расходует свое время, а если бы даже и не так, то немного найдется людей, способных последовать его примеру. Слишком мало, чтобы всерьез что-то изменить в мире.

Однако привычные представления об эффективности, экономичности и о том, что “большому человеку – большие дела”, тоже не очень-то хорошо работают. Когда-то давно в Северной Каролине Фармер видел, как монахини берут на себя утомительные хлопоты ради гастарбайтеров, и за прошедшие годы пришел к выводу, что именно в готовности к скучному, тяжелому труду и заключается секрет успеха программ в таких местах, как Канжи и Карабайльо. “И еще один секрет, – добавлял он. – Именно из-за нежелания пачкать руки грязной работой многие мои коллеги не участвуют в подобных начинаниях”. При осуществлении здравоохранительных проектов в “трудных” регионах теория часто обгоняет практику. Об отдельных больных никто не думает, и проблемы, кажущиеся мелкими, никто не замечает, пока они не разрастутся до огромного масштаба, как произошло с МЛУ-ТБ. “Если окружать заботой каждого пациента, – говорил Джим Ким, – небрежности не останется места”.

У ПВИЗ такой подход дает результаты. Могу представить, как Фармер отвечает, что ему плевать, последует ли кто-то его примеру. И подчеркивает, что все равно будет ходить по домам, потому как, утверждая, что семичасовая прогулка ради двух больных семей – это слишком долго, вы тем самым утверждаете, что их жизни значат меньше, чем чьи-то другие. А идея, будто одни жизни ценнее других, есть корень всего мирового зла. Мне кажется, Фармер “пускается в путь к больным” (как он сегодня выразился) отчасти еще и потому, что ему самому это необходимо, дабы не ослабевать. “По-настоящему живым я себя чувствую, когда помогаю людям”, – сказал он мне однажды в самолете. Свои надомные визиты он предпринимает регулярно и обычно без свидетелей-бланов, чтобы никто из Гарварда или ВОЗ не смотрел, как он стоит на коленях на земляном полу с фонендоскопом в ушах. По-моему, для него важно хотя бы иногда врачевать в безвестности и чувствовать, что лечит он людей в первую очередь потому, что верит: так надо.

А если делать как надо, тщета тебя не коснется. Почти все пациенты Фармера выздоравливают. Утешение получают все без исключения. Он же уносит с собой, помимо прочего, память об их лицах и их допотопных жилищах. Эта память придает ему энергии и страсти, помогает одолевать четверть миллиона миль в год, продумывать ходы, писать о здравоохранении. На мой взгляд, врачевание для него – главный источник силы. Суть его послания миру проста: этот человек болен, а я врач. Каждый потенциально способен это понять и проникнуться сопереживанием, потому что болезнь испытал на себе или видел каждый. Вряд ли большинству людей так уж трудно себе представить, каково это, когда нет ни врача, ни лекарства, ни надежды на помощь. Думаю, Фармер нащупал уязвимые точки в универсальных страхах, а также где-то в глубине неспокойной совести иных счастливчиков, слегка стыдящихся своего привилегированного положения (сам он определяет такое состояние ума как “амбивалентность”). Когда-то он говорил мне, что вся его собственная жизнь подчинена уходу от амбивалентности.

“Эти походы к больным – лучшее, что делает Пол, – считает Офелия. – Нужно верить, что малые поступки имеют значение, что они складываются в нечто большое”. Сегодня Фармер упоминал, что привлек людей к “долгой борьбе, обреченной на поражение”. Их количество впечатляет. Это священники и монахини, профессора и секретари, предприниматели и благочестивые дамы, крестьяне, такие как Ти Жан, а кроме того, десятки врачей и студентов-медиков, добровольно отправившихся работать в Канжи, в Сибирь, в трущобные районы Лимы. Кто-то из врачей и студентов трудится бесплатно, кому-то платят гораздо меньше, чем платили бы в других местах, кто-то сам добывает гранты, из которых получает зарплату. Однажды я слышал от Фармера, что он надеется дожить до того дня, когда одно его появление будет приносить пользу. По-моему, это время уже настало. Немало его начинаний теперь функционируют и без него – в Роксбери, в Томске, в Перу, а какую-то часть года и в Гаити тоже. И именно от него разошлись по миру новые, нетрадиционные представления о том, что возможно и что имеет смысл в области медицины и здравоохранения. Они все еще расходятся от него, словно рябь по глади пруда.