Война империй. Тайная история борьбы Англии против России - Андрей Медведев

Ивану Виткевичу было 16 лет, когда в марте 1824 года он поступил в Орскую крепость Оренбургского края обычным рядовым 5-го линейного батальона Отдельного оренбургского корпуса. Мальчишки на войне — для 19 века дело обычное, вспомним Конолли или Муравьева. Одно отличие — они попадали в войска на младшие офицерские должности. Дворянин Виткевич стал солдатом. Как проходила служба Ивана Виткевича, точно неизвестно. Но можно предположить, что все же он пользовался особыми правами. Родные посылали ему деньги, да и командир батальона, вероятно, относился к нему неплохо, не как к обычному солдату. Иначе как объяснить, что у Виткевича находилось свободное время, чтобы заниматься самообразованием. В частности, он сумел выучить восточные языки — персидский и тюркский, точнее, его местные диалекты. А вообще он свободно говорил на немецком, английском, французском, польском и, конечно, русском.

Ян Виткевич

Его судьба резко изменилась в 1829 году. Тогда в Орск приехал выдающийся немецкий географ Александр Гумбольдт, который познакомился с Виткевичем. Точнее, молодого парня отправили к немецкому ученому, который совершал научную поездку, в качестве переводчика и сопровождающего. Тот был поражен умом и кругозором дворянина, а также его печальной судьбой. Говорят, что ученый несказанно удивился, увидев в квартире Виткевича хорошую библиотеку по ориенталистике, которую тот собирал на деньги, присылаемые ему родственниками. Особенно путешественника поразило присутствие в ней его собственных сочинений на немецком языке. Гумбольдт обратился к властям в Петербурге и Оренбурге с ходатайством об облегчении участи молодого парня. Военный губернатор Павел Петрович Сухтелен и председатель ОПК Григорий Федорович Генс — надо отдать им должное — были уникальными администраторами, большими профессионалами, государственниками и точно не были тупыми исполнительными чинушами. Они прислушались к просьбе Гумбольдта, и очень быстро, в 1830 году, Виткевич был произведен в унтер-офицеры, его тут же прикомандировали к Оренбургской пограничной комиссии для выполнения заданий по управлению киргизскими делами.

С тех пор он постоянно разъезжал по степи, выясняя причины возникновения различных межродовых конфликтов, помогая их разрешению, и нередко подвергался серьезной опасности. Заодно он собирал развединформацию, важные сведения о состоянии дел в степи, о политической ситуации в азиатских государствах. Я могу, конечно, ошибаться, но у меня есть полное ощущение того, что работа Виткевича с Гумбольдтом была не случайной и что Сухтелен и Генс давно заметили его, оценили и поняли, как молодой и перспективный юноша может пригодиться стране. Генералы, конечно, не желали, чтобы он прозябал простым солдатом. Но будучи хитрыми аппаратчиками, они выстроили ситуацию так, что к руководству обратились не они лично, а иностранный ученый. Они лишь подтвердили — да, есть такой, да, талантлив, да, можно использовать на другой работе. Вот даже иностранный ученый и тот заметил. Как свидетельствуют архивные документы, Генс и Сухтелен ни разу не пожалели о том, что взяли Виткевича в ОПК. Он был смел, находчив, оказался умелым дипломатом. В 1832 году его произвели в портупей-прапорщики, позднее в поручики. Получение офицерского чина означало, что ссыльный Иван Виткевич восстанавливается в дворянских правах. Все же Российская империя умела ценить таланты и иногда — к сожалению, реже, чем хотелось бы, — прощать тех, кто оступился.

В 1833 году, после неожиданной смерти Павла Сухтелена, на пост военного губернатора был назначен Василий Перовский, храбрый вояка, талантливый управленец, который, как уже говорилось раннее, сумел перестроить работу русской разведки в южном пограничье. Перовский на Виткевича обратил внимание сразу. Он полагал, что именно этот парень сможет выполнить столь важные для страны задачи по развитию отношений с Бухарским ханством, тем более что там развернули деятельность англичане. Александр Бернс как раз только что посетил ханство. И когда Перовский собирался отправить надежного человека в Бухару, то он имел в виду в своем письме не только и не столько Петра Демезона, сколько именно Ивана Виткевича. Однако в Петербурге предложение Перовского отклонили. Отправили Демезона. А Виткевич побывал в Бухаре через два года. В октябре 1835 года его отправили на всю зиму в киргизскую степь, в аулы, кочующие близ Сырдарьи, как представителя ОПК. В инструкции говорилось: «Самое бдительное внимание надлежит Вам обратить на слухи и сведения о Средней Азии. Бухарцы и хивинцы, несмотря на то, что они пользуются чрезвычайными выгодами от торговли с Россией, без которой они не могут обойтись, умышляют всегда против нас зло, покупают и держат в неволе наших людей, возмущают киргизов и всегда готовы внимать советам, для нас невыгодным. Советы такие легко могут быть предложены европейцами, начавшими посещать соседние нам области Средней Азии, и потому мы должны наблюдать тщательно сношения их»[131].

Видимо, Перовский изначально поручил Виткевичу заодно добраться и до Бухары. Хотя в приказах этого не значилось. Но кто же пишет задачи разведчикам на бумаге? Потому по легенде, представленной бухарским властям, Виткевич попал в город вроде бы случайно. Девятого ноября 1835 года он выехал из Орска с бухарским караваном, вроде бы намереваясь по дороге остаться в степи, как и положено чиновнику (полевому агенту) ОПК. Однако, как он писал впоследствии, обстоятельства принудили его поступить иначе.

«Цель и предмет отправления моего в степь состояла собственно в том, чтобы вникнуть в положение и отношение дел, отдаленных от Линии родов киргизских, действовать внушениями на умы и дух ордынцев, доставить возможно верные и подробные сведения по делам этим, проведать о влиянии бухарцев, хивинцев и англичан и, наконец, стараться о выручке захваченного в прошлом году в плен казака Степанова с женою.

Таким образом назначение мое ограничивалось пределами степи, но обстоятельства принудили меня проникнуть далее и побывать даже в самой Бухаре. Строгая зима и глубокие снега были тому причиною, что в течение зимы не было возможности предпринять обратный путь; аулы, расположившиеся уже на зимовку, начинают подвигаться на Север не прежде весны; трудный и дальний путь, холода, недостаток порядочной пищи расстроили здоровье мое, и мне необходимо было собраться с новыми силами, чтобы совершить обратный путь; и наконец, ташкентцы и хивинцы, которые теперь во взаимной вражде, разъезжали большими шайками по всему пространству по ту сторону Сыра (Сырдарьи. — Прим. авт.), и если бы я им попался, то, без сомнения, не миновал бы смерти или рабства; все это и заставило меня продолжать путь с тем же караваном, с которым я вышел, до Бухары, а оттуда выехать в такую пору, когда уже мог надеяться примкнуть к аулам, прикочевывающим на лето к нашим пределам»[132].