Зачем вы, девочки, красивых любите, или Оно мне надо? - Марина Рыбицкая

При виде меня уже резвыми тараканами пряталась под столы и за коврами вся прислуга, все придворные, включая нахальных кавалеров-дроу. А что вы хотите — подумаешь, последним крайне не понравилось стирать вручную занавески и балдахины?! А я виновата, что слуги оказались в то время заняты? Зато быстро приучила их к чистоте. Не для себя же старалась! Апофеозом была попытка запрячь стражей драить в целях той же самой гигиены полы щелоком. Стража позорно бежала с поля боя и носа больше не казала, несмотря на все мои гневные обещания казнить, четвертовать и женить холостых… Не подействовало. Мне передали петицию, в которой ясно говорилось, что лучше быть казненным, четвертованным и женатым, чем иметь дело со мной.

Дарниэль ходил вокруг капризной жены на цыпочках и, безусловно, честно старался удовлетворить любые мои невероятные желания. Когда мне посреди ночи пригорело нажраться соленых огурцов, он беспрекословно самолично отправился на кухню. Принес — и тут же был отослан обратно за персиковым вареньем с красной икрой… Словно легендарный великомученик, ходил он туда множество раз: за свежей выпечкой, соленой рыбой, апельсинами, рассолом, жареной картошкой с луком, пивом, пирожными, морсом и копченой колбасой… Ради меня повара дежурили круглосуточно и проделывали чудеса ловкости, стараясь потрафить ежесекундно меняющимся вкусам Повелительницы. Гонец ежедневно мотался в карьер и обеспечивал нас глиной синей, зеленой и белой, а еще мелом… О-о-о! Как я тогда полюбила его, кто бы знал! Готова была продать золотую казну, все движимое и недвижимое имущество плюс царство дроу до кучи за горсть ароматного, вкусно пахнущего школьного мела брусочками…

Я истерзала Дара до такой степени, что в один отнюдь не прекрасный день пришел конец и его невероятному терпению… С извиняющейся нежной улыбкой Повелитель рванул в кабинет, развивая на ходу сказочную скорость, и со словами:

— Любимая, страна нуждается в чуткой руководящей руке! И мой долг как Повелителя ей в этом не отказывать! — ретировался, устроив там непроходимые баррикады.

Я понимающе покивала и, выждав целую вечность (минут пять), отправилась по его стопам. Дверь оказалась заперта. Постучала. С той стороны меня вежливо спросили:

— Кто там?

Признаваться мне было лень, я в это время чавкала сочным персиком. Постучала еще раз. Ногой.

— Никого нет! — прозвучал наивный ответ.

Ха! Проявив ангельское терпение, я испытала судьбу в третий раз и постучала в дверь нарукавником от рыцарского доспеха. Недолго. Раз десять.

— Все заняты! — поменяли внутри показания.

Но их это не спасло! Потому что, закончив с фруктом, я вспомнила о… фаерболах. Недолго думая повесила в воздухе один и, проявив бездну несвойственного мне милосердия, предупредила смертников:

— Выходим по одному, или взорву эту хрень к кузькиной матери! А ей это не понравится. По себе сужу — матери погромов не любят.

Угроза прошла через дверь, усиленная рупором, наспех смастряченным из слегка погнутого нарукавника, и дошла до места назначения. Оформившись в мужских умах (я не сомневалась в наличии там многих перебежчиков), побродила немного, побаловалась цветным граффити, красочно нарисовав картину разрухи, и легкомысленно свалила.

— Какая стервь испоганила мою любимую салфетку? — меланхолично вопросила Повелительница, окидывая ищущим взором окрестности и не решаясь вытереться о чистую занавесь.

Спрашивается, кто виноват? Мужчины! Кто сейчас будет страдать долго и мучительно?

Как говорится: была бы водочка, а повод мы найдем! В смысле главное — найти подопытны… подопечных, а в чем их обвинить — беременная женщина найдет всегда!

— Ну, горемычные, стройтесь по росту и сушите сухари. — Прикрикнула, нагнетая угрозу: — Айлонор, я про тебя в первую очередь!

В ответ — тишина. «Обком закрыт, все ушли на фронт».

Терпение меня не покидало, зато покинул нарукавник. Он чуть-чуть не попал в цель. Я не расстроилась. Рядом со мной был практически целый рыцарский доспех, а я с детства обожала играть в конструктор.

В процессе разборки и последующего тюнинга новейшей модели я придала изделию местных оружейников весьма кокетливый и оригинальный вид. Для начала покрасила доспехи в нежно-розовый цвет. Потом притушила розовое сияние обильными белыми кружевами, обшитыми мелкими жемчужинами. Поверху наклеила блесток, полирнула изделие стразиками… Блеск! Борис Моисеев и Сергей Пенкин умрут от зависти! (Зато в следующий раз мужички будут услужливо прибегать до того, как я стану ломиться в дверь! Или я им сабли с алебардами тоже протюнингую. Тем же манером.)

Погремев для острастки железяками и впечатлив окопавшихся кабинетчиков, я приготовилась терпеливо ждать.

Билась об окно занудно жужжащая муха, из-за угла в пятый раз выглядывал и сразу прятался вихрастый перепуганный оруженосец Повелителя, который не успел укрыться со старшими товарищами в «священной обители». Тягучее время словно замедлило свой бег, вяло наблюдая за мушиными крыльями.

Но тут неожиданно вмешалась сама природа. Меня согнуло болезненной судорогой начинающихся родовых схваток.

— Да-а-ар! А-а-а!! — заорала я, хватаясь за стену. — Если ты сейчас же не выйдешь!.. — (Пошла вторая волна.) — А-а-а-а-а! Станешь поддверным папой!

За дверью раздался характерный звук падающего тела. Какие слабонервные мужики вокруг!.. Пришлось прибавить громкости и подпустить ультразвука:

— Рожаю! Здесь! Сейчас! У-у-убью!

Это я, кажется, зря последнюю фразу сказала. Там кто-то еще упал.

— Слушайте, у меня времени мало! — завопила в перерывах между схватками. — Если вы по очереди будете укладываться отдыхать, то завтра я вас всех насильно заставлю нянчить моего младенца!

В это время меня накрыло по-настоящему. Больно было жутко.

— А-а-а-а! — зашлась я в крике. — Дар, ты сволочь!!! Разведу-у-усь!

На «сволочь» и «разведусь» мой муж почему-то откликнулся сразу и выпал наружу. Узрев меня согнутую, бледную и орущую от боли, позеленел и…

— Стоять! — Взяла бразды правления в свои руки.

Он замер, не зная, как лучше действовать дальше. Такой потерянный… загнанный… несчастный… М-дя, рожают женщины, а мучаются бедненькие мужчины!

— Тащи сюда сокамерников, — велела я, держась из последних сил. — Отведите меня в комнату, позовите Машу и врача. Повтори!

— Позвать тебя, притащить врача, отвести Машу, — пересохшими губами прошептал супруг, ничего не соображая.

— Почти правильно, — одобрила я. — Действуй!

И все же он начал отдавать необходимые распоряжения под мои практически непрерывные вопли, проклятия и матюки. Самым приличным было:

— А-А-А-А-А! Да чтобы я!.. Еще раз!!! Да никогда в жизни!!! А-А-А-А-А!!!

Меня бережно перенесли в комнату, уложили на кровать, и вокруг засуетились врач, Маша и кто-то еще. Сквозь пелену боли мне уже плохо соображалось. Боль приходила и уходила, а ребенок никак не мог выйти наружу. Вокруг меня суетились повитухи. Дар порывался куда-то бежать и был остановлен грозным рыком: