Огонь - Сара Б. Элфгрен

— Сейчас приду, — говорит Ванесса.

Воздух сырой и холодный. Выйдя из подъезда, Ванесса сразу начинает мерзнуть. Фрассе принюхивается и бежит за Ванессой к машине Вилле.

Увидев, что они подходят, Вилле вышел из машины. Фрассе потянул Ванессу вперед, почти вырывая поводок из ее руки.

— Привет, Фрассе! Как живешь, дружище?

Пес поставил передние лапы на живот Вилле, и тот гладил его по голове, чесал за ухом. Ванесса молча стояла рядом. Вилле как будто не замечал ее, и Ванесса поняла, что он нервничает не меньше ее.

Наконец Фрассе успокоился и опустился на четыре лапы. Вилле наконец поднял голову.

Да, он очень волнуется.

— Я рад, что ты пришла, — сказал он.

Ванесса не видела его с того самого дня, когда она напугала его в «Ётвендарен», но слышала, что он съехался с Элин и живет с ней в Риддархюттан, недалеко от Энгельсфорса. Он сильно изменился.

Короткая стрижка. Новая куртка. А раньше Вилле всегда носил одну и ту же старую одежду.

Он стал еще симпатичнее. И в глубине души Ванесса уже скулила, как Фрассе, и виляла хвостом.

«Зря я сюда пришла, — думала она, молча глядя на Вилле. — Ведь я понимала это с самого начала».

— Ты изменился, — сказала она.

— Подстригся и устроился на работу, — улыбнулся он. — Может, скоро и машину куплю. — Он пнул ногой переднее колесо. — Эта старая развалина свое отслужила.

Было видно, он хочет что-то сказать Ванессе. Может, что она тоже заметно изменилась.

Ванесса вдруг поняла весь идиотизм своего положения. Она взвешивает, сможет ли простить Вилле, даже не зная, чего он, собственно, от нее хочет.

— Что ты здесь делаешь?

Засунув руки в карманы, он прислонился спиной к машине. При свете уличных фонарей было хорошо видно, как при дыхании изо рта Вилле вылетает облачко пара. Ванесса поежилась от холода.

— Я хотел увидеться с тобой, — произнес Вилле. — И сказать тебе спасибо.

— За что?

— За то, что ты всегда верила в меня. Я знаю, что вел себя как последний дурак. Но ты всегда верила, что я могу измениться. Это твоя заслуга, что я в конце концов тоже в себя поверил. Я почти бросил курить траву, так, иногда могу себе позволить, один-два раза в месяц. Нашел работу в колл-центре, нормальная работа. И стал жить самостоятельно.

Обида была резкой, как горький привкус во рту.

«Отлично, Вилле! — хотелось крикнуть ей. — Супер! Высокая честь вправлять тебе мозги! Ругаться, уговаривать, убеждать, подбадривать! И все ради того, чтобы плоды этих трудов собрал кто-то другой. Как обычно и бывает».

— Ты стал жить у Элин, — поправила она Вилле.

Он молча кивнул головой.

— И что ты хочешь, чтобы я тебе сказала? Поздравляю с началом новой счастливой жизни?

— Я не говорю, что счастлив. Я не должен был так поступать с тобой. О том, что произошло, я жалею так, как никогда ни о чем не жалел. Я скучаю без тебя.

— А что об этом думает Элин?

Вилле отвел взгляд.

— Понятно, Элин ничего об этом не знает и думает, что у вас все супер.

Она начала дергать Фрассе за поводок, но пес прочно сидел на месте.

— Пойдем, Фрассе, — звала Ванесса. Наконец пес поднялся.

Ванесса направилась к подъезду. Когти Фрассе цокали по асфальту.

Вдруг за спиной Ванессы раздался топот бегущего Вилле.

Он обогнал ее, притянул к себе и поцеловал.

Ванесса хотела идти, но ноги не слушались, а рот против воли открылся навстречу поцелую.

Поцелуй Вилле был прежним, особенным, ни с кем не сравнимым, и Ванессе захотелось забыть все, плюнуть на старые обиды, прыгнуть в машину и ехать рядом с Вилле долго-долго, пока не кончится бензин.

— Таких, как ты, больше нет, — пробормотал Вилле.

Ванесса отодвинулась от него. Ее тело протестовало. Оно уже тосковало по Вилле и хотело быть с ним. Зависимость от Вилле снова обострилась, и тело, забыв про гордость, было готово заплатить любую цену за удовольствие быть с ним.

— Мне надо идти.

— Ванесса…

Она повернулась и пошла к подъезду, волоча за собой на поводке Фрассе.

— Ты ведь тоже без меня скучаешь! — крикнул Вилле.

Ванесса промолчала. Она боялась сказать правду.

Мину осторожно открыла дверь и выскользнула из своей комнаты.

Дверь родительской спальни была приоткрыта, и изнутри слышались храпы отца, похожие на глухое ворчанье. Но стоило Мину спуститься на одну ступеньку, как храп прекратился.

Отец тяжело заворочался на кровати. Мину замерла, дожидаясь, пока храп возобновится. Потом она продолжила свой путь. После ночи кровавой луны ей столько раз приходилось тайком спускаться по этой лестнице, что она точно знала, какие ступени скрипят и куда надо ставить ногу.

Мину была уже у входной двери, когда домашний телефон, стоящий на тумбе в прихожей, вдруг резко затрезвонил. Она подбежала к телефону, надеясь, что звук сигнала не разбудил папу.

— Алло! — зашептала она в трубку.

Ответа нет. В трубке слышны дыхание и шорох. Кто-то ждет на том конце провода.

— Перестаньте звонить, — сказала Мину и положила трубку.

«Гады и трусы», — подумала она про себя.

Она хотела рассердиться, но злости не было. И тогда она разозлилась на себя за то, что им удалось ее напугать. Звонки оставляли после себя чувство незащищенности, казалось, кто-то следит за всеми ее действиями.

Мину выключила звук телефона. Прислушалась. Папин храп доносился даже до первого этажа. Надев куртку, Мину выскользнула на улицу.

Сад тонул в густом и плотном тумане.

У калитки Мину увидела очертания человека. Но только подойдя почти вплотную, убедилась, что это действительно Анна-Карин.

— Привет, — тихо сказала Мину.

— Привет, — ответила Анна-Карин, закладывая за ухо прядь спутанных волос.

Девушки пошли по улице. Туман ложился на лицо как мокрое холодное одеяло.

— Как ты? — спросила Мину.

— Не знаю. Хоть бы все побыстрее закончилось.

Мину хочет сказать, что все будет хорошо, но понимает, что еще неизвестно, чем все закончится. А пустые утешения Анне-Карин сейчас не нужны.

Они в молчании двигаются в сторону Болотных копей.

Время от времени Анна-Карин останавливается и закрывает глаза. Ее фамилиарис сидит на страже возле старой усадьбы. Он должен предупредить девушек, если кто-то выйдет из дома. На всякий случай Анна-Карин время от времени проверяет ситуацию сама.