Любовь и смерть Катерины - Эндрю Николл
Шрифт:
Интервал:
— Что же, — пробормотал он. — Может, это хоть немного смягчит удар.
* * *
Университетская площадь оправилась после взрыва бомбы. Разметенные предметы вернулись на свои места, все стало как раньше — маньяк Миралес ничем более не напоминал о себе, за исключением разве что странной новизны некоторых деталей. Искореженные участки ограды были заменены новыми, несколько отличающимися по узору. Четыре ночи подряд на площади работали краны, поднимая в воздух иссеченные осколками бетонные плиты и вставляя на их место целые. Муниципальная служба озеленения закупила сотни саженцев цветов и растений, которые привезли в фанерных ящиках и посадили на место погибших, и теперь клумбы цвели ярче прежнего. Даже слишком ярко. Новые плиты, отмечавшие место, где во время взрыва находился Миралес, новые ступени университетской лестницы, другие участки площади, где камень и бетон отмывали особенно тщательно, своей чистотой выделялись на фоне остальных, как тонкая розовая кожица на зарастающей ране. Люди вежливо отводили от них взгляд, как от обезображенного ожогами лица, делая вид, что и замечать-то нечего, однако невольно обходили новые плиты, будто то, что давно было смыто и отчищено, могло пристать к их подошвам, заразить их.
Катерина вела себя так же, как и другие студенты. Когда сеньор Вальдес вышел на площадь, она как раз спускалась с лестницы, держась левой стороны, стараясь не смотреть на белесые ступени с правой.
В тот день, впервые за все время их знакомства, Катерина оделась как девушка. Вместо рваных джинсов и рабочей куртки она надела юбку — джинсовую, но все же юбку — белую блузку и простые черные лодочки, а волосы убрала в строгий конский хвост. Это был подарок ему, Катерина хотела показать, что готова отложить игрушки и начать взрослеть. Она не хотела выглядеть нелепо в ювелирном магазине, где они выберут ей кольцо: так же, отправляясь в родной деревне в церковь, она закрыла бы голову легким шарфом, чтобы не шокировать окружающих.
Катерина оглядела площадь и, заметив сеньора Вальдеса среди цветочных клумб, подпрыгнула от нетерпения, готовая со всех ног рвануть в его сторону, но сдержалась, улыбнулась значительной, секретной улыбкой, быстро попрощалась с девушкой, которая шла рядом, и начала пробираться к нему сквозь толпу.
— Привет, — застенчиво сказала она, беря его за руку, — как мило, что ты пришел! — Она подняла к нему лицо в ожидании поцелуя, но его не последовало.
Конечно, сеньор Вальдес целовал ее очень часто, но делал это в пылу страсти или для того, чтобы освежить в памяти ее вкус и запах. Он еще не воспринимал поцелуй как непринужденный знак нежной, естественной привязанности.
— Привет. — Он церемонно подал ей руку.
Если Катерина и была разочарована, то никак этого не показала, и они под руку направились в сторону Кристобаль-аллеи.
— Удивлена? — спросил он.
— Ах, Чиано, в последние дни произошло столько удивительного!
— Как ты хорошо выглядишь!
— Удивлен?
— Нет.
— Неправда! Ты удивился.
— Мне всегда нравилось, как ты выглядишь.
— Ну да, особенно без одежды.
— Нет, и в одежде тоже. Особенно в одежде.
Несколько недель назад на площади около кафе «Феникс» она сунула ему в руку клочок бумаги, на котором второпях нацарапала «Я пишу». История его жизни. Ее смертный приговор. Он и сейчас хранился в его бумажнике, еще не забытый, но уже не перечитываемый, как его книги на полке в маминой квартире, ценность которых заключалась в том, что они олицетворяли, но не в них самих. А ведь сеньор Вальдес до сих пор помнил, как этот клочок бумаги прожигал ему грудь до сердца. Но теперь другой листок бумаги дымился в кармане пиджака, угрожая прожечь его парадный костюм: чек сеньора Корреа шипел, как горящий фитиль, который вот-вот доберется до динамита.
— Не хочешь узнать, как я провела день? — спросила Катерина.
— Прости, я еще не привык к семейным беседам. — Он подавил вздох и постарался выглядеть заинтересованным. — Расскажи, — попросил он, — как же ты провела день?
— Чудесно, спасибо. Даже замечательно. Сначала я изо всех сил притворялась, что слушаю лекцию доктора Кохрейна, но на самом деле думала о тебе… Мечтала о тебе, и это было очень приятно. А потом я еще немного помечтала о разных глупостях — типа кольца с бриллиантом. А потом пила кофе с Эрикой.
— Кто такая Эрика?
Катерина удивленно вскинула на него глаза.
— Мы не так уж много знаем друг о друге, правда?
— Знаем достаточно.
— Нет. Мне кажется, что я знаю тебя давно, потому что я читала все твои книги. Все без исключения и помногу раз. Доктор Кохрейн называет меня афисьенадо.
— Знаю.
— Но я не просто почитательница твоего таланта, я безумная фанатка. Ты говорил со мной с самого детства — в своих книгах — а я, помоги мне Господь, говорила с тобой. Ты не представляешь, что это для меня значило. — Она в волнении положила руку ему на грудь, на узкий лацкан серебристо-серого летнего пиджака, на его бьющееся сердце. — И вдруг в моей жизни случилось чудо: великий человек, умеющий складывать слова так, что от них у меня сжималось сердце, знающий о жизни все, создающий потрясающие истории о простых людях вроде меня, он… — Голос Катерины внезапно упал до шепота, и сеньор Вальдес не расслышал конца фразы.
— Что — он? — с улыбкой спросил он. — Что же он сделал?
— Да нет, ничего. Это я просто так сказала.
— Вот еще! Говори, раз начала.
Катерина пристально рассматривала асфальт. Набравшись храбрости, она посмотрела ему в глаза и сказала:
— И я поняла, какое это счастье — чувствовать, как он движется внутри меня.
Сеньор Вальдес даже отпрянул.
— О, Чиано, ты не понимаешь, что это значит для меня! Ты ведь не фанат! Я люблю тебя безумно, но мы так мало знаем друг о друге.
— Это неважно, — сказал он. — У нас вся жизнь впереди, чтобы узнать больше, а пока и этого достаточно.
— Неужели мы осмелимся?..
— Конечно, я осмелюсь. Если тебе хватит храбрости, то мне и подавно.
— О, мне хватит храбрости! — сказала Катерина, и это была сущая правда. Сеньор Вальдес был жалким вруном и трусом, но она была храброй девушкой. — С тобой мне ничего не страшно, а рано или поздно ты запомнишь, что Эрика — моя подружка, которая живет в соседней квартире.
— Теперь я вспомнил, — сказал он, хотя это было ложью.
— Я так и думала. Конечно.
— И ты пила кофе с…
— С Эрикой! С Эрикой! С Эрикой!
— Я и говорю — с Эрикой.
— Так вот. Я слушала лекцию доктора Кохрейна о трансцендентных
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!