Маяк - Филлис Дороти Джеймс

— И что же вы с ними сделали?

— Я бросила их в море. Я сочла его поступок убийством и не желала, чтобы хоть что-то напоминало мне об этой истории. Я очень жалела, что она была мне рассказана. Я не видела смысла в том, чтобы как-то связаться с немецкими властями. Семьи погибших офицеров — если у них были семьи — не получили бы никакого утешения, узнав о том, как они погибли. Их гибель была ужасной и бессмысленной.

— Но это ведь не все, правда? — спросил Дэлглиш. — Сол Оливер не был стар, и, по всей вероятности, он был достаточно сильным человеком, но даже если он мог снести троих молодых людей — одного за другим — вниз по всем этим лестницам, а потом к причалу, как ему удалось в одиночку затопить их яхту и догрести до самого берега в темноте? Разве с ним на острове не оставалось никого, кто мог бы ему помочь?

Мисс Холкум взяла медную кочергу и чуть пошевелила ею полено. Огонь вспыхнул, оживая. А она сказала:

— Он взял с собой сына, Натана, и еще одного человека — Тома Тэмлина, деда Джаго.

— А Натан Оливер когда-нибудь говорил с вами об этом? — спросил Дэлглиш.

— Со мной — никогда. И насколько я знаю, ни с кем другим тоже. Если бы ему запомнилось то, что тогда произошло, я думаю, он так или иначе использовал бы эту историю. После того как яхта была затоплена и большая часть улик уничтожена, Сол и Том вернулись на Кум и чуть позже, вместе с мальчиком, отправились на материк. К тому времени совсем стемнело. Том Тэмлин так и не вернулся на сушу. Ночью штормило, плыть было трудно. Моряку послабее Сола не удалось бы довести парусник до берега. Он сказал мне, что Том Тэмлин помогал ему управлять лодкой, но упал за борт. Недель через шесть его труп вынесло значительно ниже по берегу. От него осталось слишком мало, чтобы можно было получить сколько-нибудь существенную информацию, но затылочная часть черепа была размозжена. Сол утверждал, что это случилось, когда произошло несчастье, но коронер вынес открытый вердикт — причина смерти была установлена, но осталось неясным, явилась ли она результатом несчастного случая или убийства. Все Тэмлины всегда считали, что Сол Оливер убил Тома. Мотивом, разумеется, было стремление скрыть то, что произошло на острове.

— Но в те дни поступок Оливера мог быть сочтен вполне оправданным действием военного времени, — возразил Дэлглиш, — особенно если бы Сол заявил, что немцы ему угрожали. В конце концов, они ведь были вооружены. Если Том Тэмлин был убит, должна быть какая-то более веская причина этому. Интересно прежде всего, почему Сол Оливер настаивал на том, чтобы остаться на острове последним. Ведь нет сомнений, что управляющий сам проверил бы, надежно ли заперт дом. И куда они с Томом девали мальчика — четырехлетнего Натана, — пока избавлялись от трупов? Не могли же они оставить его бродить по острову?

— Сол говорил мне, — сказала мисс Холкум, — что они заперли мальчика в моей детской, на самом верху дома. Они оставили ему молоко и какую-то еду. В детской была кроватка и множество игрушек. Сол посадил его на моего старого коня-качалку. Я хорошо помню этого коня. Я обожала моего Пегаса. Это был огромный волшебный конь. Но он был продан вместе со многими другими детскими вещами. Больше не будет детей Холкумов. Я — последняя из нашего рода.

Не прозвучала ли в ее голосе нотка сожаления? Дэлглиш подумал, что нет, но судить об этом было трудно. С минуту мисс Холкум пристально глядела в огонь, потом снова заговорила:

— Когда мужчины вернулись, оказалось, что мальчик каким-то образом сполз с коня и подобрался к окну. Они застали его крепко спящим, или, может быть, он был без сознания. Когда они плыли назад, на побережье, его держали запертым в каюте. По словам отца, мальчик ничего не помнил.

— И все-таки остается неясность с мотивом убийства, — сказал Дэлглиш. — Сол Оливер признался вам, что убил Тома Тэмлина?

— Нет. Для этого он был недостаточно пьян. Он твердо держался истории с несчастным случаем.

— Но он ведь еще что-то вам сказал, правда?

Теперь мисс Холкум посмотрела Дэлглишу прямо в глаза.

— Он сказал мне, что это мальчик поджег солому в маяке. Он играл с коробкой спичек, которую нашел в доме. Потом он, разумеется, испугался и утверждал, что и близко не подходил к маяку, но Сол сказал, что он его видел.

— И вы ему поверили?

Она снова помолчала.

— Тогда я ему поверила. Теперь я не так уверена. Однако правда это или нет, это никак не может иметь отношение к смерти Натана Оливера. Раймунд Шпайдель — цивилизованный, гуманный, разумный человек. Он не стал бы мстить ребенку. Джаго Тэмлин никогда не скрывал своей неприязни к Натану Оливеру, но если он хотел бы его убить, у него нашлась бы масса возможностей это сделать в последние несколько лет. То есть в том случае, если Оливер был убит. Но я полагаю, сейчас вы уже знаете точно, не правда ли?

— Да, — ответил Дэлглиш. — Мы знаем.

— Тогда, возможно, причина кроется в прошлом, но не в этом прошлом.

Рассказ ее явно утомил. Она снова откинулась на спинку кресла и сидела, не произнося ни слова.

— Благодарю вас, — сказал Дэлглиш. — Это объясняет, почему Шпайдель хотел встретиться с Натаном Оливером на маяке. Это было для меня загадкой. На самом-то деле маяк не единственное уединенное место на Куме. Вы рассказали доктору Шпайделю все, что рассказали мне?

— Абсолютно все. Как и вы, он не мог поверить, что Сол Оливер действовал в одиночку.

— Он знал, что Сол Оливер утверждал, что это его сын устроил пожар?

— Да. Я передала ему все, что Сол рассказал мне. Я сочла, что доктор Шпайдель имеет право знать.

— А что остальные на острове? Что из этой истории известно другим жителям Кума?

— Ничего, если только Джаго об этом не говорил. Но не похоже. Откуда он мог бы узнать? Отец Натана Оливера ничего не говорил сыну, а сам Натан никогда не говорил о своей жизни на Куме до тех пор, пока семь лет назад вдруг не решил, что довольно обездоленное и полусиротское, без матери, детство может стать интересным дополнением к тому немногому, что он разрешал читателям знать о своей биографии. Тогда-то он и стал пользоваться преимуществами, предоставляемыми ему тем пунктом в уставе фонда: ему разрешалось приезжать на Кум, когда бы он того ни пожелал. До 2003 года он соблюдал то условие, что все приезжающие на Кум обязуются хранить тайну существования этого острова. Но в апреле 2003-го он дал интервью журналисту одной из воскресных газет. К несчастью, его рассказ был подхвачен бульварной прессой. Они ничего особенного в нем не усмотрели, но это был неприятный акт злоупотребления доверием, что никак не прибавило Оливеру популярности у жителей острова.

Пора было уходить. Поднявшись с кресла, Дэлглиш почувствовал такой приступ слабости, что ему пришлось схватиться за спинку кресла. Миг — и слабость прошла. Боль в руках и ногах усилилась, он даже побоялся, что не сможет дойти до двери. Неожиданно он осознал, что в дверях стоит Рафтвуд с его плащом, перекинутым через руку. Рафтвуд поднял руку и включил в гостиной люстру. Яркий свет на миг ослепил Дэлглиша. Потом их взгляды встретились. Рафтвуд смотрел на него, даже не пытаясь скрыть неприязнь. Он проводил Дэлглиша к выходу, словно узника под конвоем, а его прощальное «доброй ночи, сэр» на слух Дэлглиша звучало вызывающе, как угроза.