Повелитель императоров - Гай Гэвриэл Кей

— Конечно… помню. Вот почему ты так жестока… и все еще… одета. Сестренка, подойди ближе… и скажи мне. Скажи мне… как он… овладел тобой… вчера ночью?

Борясь с тошнотой, Криспин увидел, как рука искалеченного человека, напоминающая клешню, скользнула под тунику, к паху. И услышал беззвучный смех птицы с востока.

— Подумай об отце, — сказала Аликсана. — И о своих предках. Если ты теперь стал таким, я не вернусь. Подумай об этом, Лекан. Я в прошлый раз тебя предупреждала. Сейчас я прогуляюсь и перекушу на солнышке где-нибудь на острове. А перед тем как отплыть, вернусь. И если ты останешься таким же, у меня не найдется времени на поездки сюда, и я больше к тебе не приеду.

— Ох! Ох! — застонал человек на кушетке. — Я в отчаянии! Я обидел мою дорогую сестру! Нашу невинную… прекрасную девочку!

Криспин увидел, как Аликсана прикусила губу и пристально всматривается в сидящего перед ней человека, словно пытается взглядом проникнуть в его душу. Она не может знать, подумал Криспин. Она не может знать, почему ее безупречный, блестящий обман разоблачен с такой легкостью. Но она чувствует, что ее планы срываются, что Лекан играет с ней, и, возможно, именно поэтому ее так пугает эта комната. И поэтому она продолжает сюда приезжать.

Она больше ничего не сказала, вышла из комнаты и из дома, высоко подняв голову, расправив плечи, как и прежде. Актриса, императрица, гордая, как богиня из древнего пантеона, глядя на нее ничего нельзя было прочесть, если только не вглядываться очень и очень пристально.

Криспин шел следом за ней, и в его голове звучал пронзительный смех птицы. Когда он выходил на солнечный свет, закрыв глаза, временно ослепший, то услышал:

— Я хочу быть там! Лекан, я хочу быть там вместе с тобой.

Ответа он, разумеется, не услышал.

— Стилиана никогда его не ублажала, если тебя это интересует. Она развратна по-своему, но этого она никогда не делала.

Криспин спрашивал себя, как много стало известно насчет одной недавней ночи, потом решил не думать об этом. Они находились на южной стороне острова, обращенной к Деаполису, лежащему по ту сторону пролива. Бдительные сопровождали их, пока они шли через лес, мимо второй поляны, где стояли другие дома и хижины. Они были пусты. Наверное, когда-то здесь жили другие заключенные. Но теперь Лекан Далейн получил остров в свое распоряжение вместе с горсткой охранников.

Судя по положению солнца, уже перевалило за полдень. На Ипподроме снова скоро начнутся гонки, если уже не начались, неумолимо приближался момент объявления войны. Криспин понял, что императрица просто хочет потянуть время до того, как вернется назад в дом на поляне, чтобы посмотреть, ничего ли не изменилось.

Он знал, что ничего не изменится. Он только не знал, говорить ли ей об этом. Придется предать многих: Зотика, Ширин и ее птицу и выдать свою собственную тайну, его подарок. Линон. В то же время последние беззвучные слова птицы с востока все еще звучали в его голове, и в них явственно слышался сигнал опасности.

Ему совсем не хотелось есть, когда они сели за трапезу, и он рассеянно перебирал пирожки с рыбой и оливки. Пил вино. Попросил, чтобы его разбавили водой. Императрица почти все время молчала с тех пор, как они покинули поляну. Она даже ушла прочь одна, когда они пришли на этот мыс, превратилась в маленькую закутанную в пурпурный плащ точку вдали, на каменистом берегу. Два солдата следовали за ней на расстоянии. Криспин сел на траву между деревьями и камнями и стал смотреть на меняющее цвет море. Зеленое, синее, бирюзовое, серое.

Наконец она вернулась, знаком приказала ему не подниматься и грациозно села на свое место, на разостланный для нее квадрат шелка. На другом куске ткани разложили еду, в этом спокойном месте, которое должно было утешать самой своей приветливой красотой, стать олицетворением наступающей весны.

Через некоторое время Криспин произнес:

— Насколько я понимаю, ты наблюдала за ними, когда они встречались. Стилиана и… ее брат.

Императрица тоже ничего не ела. Она кивнула.

— Конечно. Пришлось. Как бы я иначе узнала, как и что говорить, изображая ее? — Она посмотрела на него.

Это так очевидно, если смотреть с этой стороны. Актриса, которая учит свою роль. Криспин снова посмотрел в море. Деаполис ясно был виден на той стороне пролива. Но в той гавани стояли другие корабли. Флот для армии, отплывающей на запад, к его дому. Он предупредил мать и Мартиниана с Кариссой. Это ничего не значило. Что они могут сделать? В нем засел тупой страх, и воспоминание о птице в темном доме теперь стало частью этого страха.

Он сказал:

— И ты делаешь это… ты приезжаешь сюда, потому…

— Потому что Валерий не позволил его убить. Я хотела сама сделать это, но для императора он имеет большое значение. Зримая рука милосердия, потому что эта семья… так пострадала, когда те… неизвестные сожгли Флавия. Поэтому я приезжаю сюда и разыгрываю этот… спектакль, но мне ничего не удается узнать. Если поверить ему, то Лекан сломлен, отвратителен и бесполезен. — Она помолчала. — Я не могу прекратить приезжать сюда.

— Почему он его не убил? В нем должно быть столько ненависти. Я знаю, считают, что император… приказал это сделать. Сжечь их. — Он никогда не думал, что задаст этот вопрос кому бы то ни было и уж никак не императрице Сарантия. Да еще с этим ужасным ощущением, что, возможно, этого человека уже следовало убить. Возможно, даже из милосердия. Он с тоской подумал о помосте в воздухе, о сверкающих кусочках стекла и камня, о воспоминаниях, о своих девочках.

Скорбеть легче, чем так жить. Эта мысль неожиданно пришла ему в голову. Жестокая правда.

Аликсана долго молчала. Он ждал. Ощутил аромат ее духов. Это заставило его на мгновение задуматься, потом он решил, что Лекан не мог знать о личной принадлежности этих духов. Он слишком долго здесь живет. А потом понял, что дело не в этом: у этого человека нет носа. Императрица должна это понимать. Криспин содрогнулся. Она это увидела. И отвела взгляд.

— Ты не можешь представить себе, что здесь происходило в то время, когда умирал Алий.

— Уверен в этом, — ответил он.

— Он приказал ослепить и заточить на этом острове собственных племянников. — Голос ее звучал ровно, безжизненно. Он никогда не слышал у нее такого голоса. — Наследника не было. Флавий Далейн повел себя словно будущий император еще за несколько месяцев до смерти Апия. Принимал придворных у себя в поместье и даже в городском доме, в приемной, сидя в кресле, стоящем на красном ковре. Некоторые преклоняли перед ним колени.

Криспин молчал.

— Петр… считал, что Далейн — совершенно неподходящий, даже опасный кандидат в императоры. По многим причинам. — Она смотрела на него, ее темные глаза искали его взгляда. И он понял, что его так смущает: он представления не имел, как реагировать, когда она говорила или смотрела как женщина, как личность, а не как императрица, власть которой выше его понимания.