Остров страсти - Карен Робардс

— Я не уйду, — пообещал Джон.

Глядя на засыпающую жену, он поморщился, словно от зубной боли. Вопреки строжайшим запретам, принятым им самим, она могла вертеть им, как будто он был тряпичной игрушкой. Он подошел к камельку и невидящими глазами смотрел сквозь пламя, не уставая поражаться, до каких несуразностей может дойти человек, охваченный любовной страстью.

Спустя пару часов Кэти разбудил треск лопнувшей головешки. Спальня была погружена в темноту и населена таинственными тенями. В воздухе витал легкий запах табачного дыма, сразу же напомнивший ей о муже. События этой ночи припоминались Кэти очень смутно, но в ее памяти всплыло, как нежно он ее раздевал, а потом называл своей любимой. Любимой. Она довольно улыбнулась.

Ее внимание привлек яркий оранжевый огонек на кончике сигары. Она напрягла зрение и едва разглядела длинную худощавую тень, сгорбившуюся в кресле перед камином.

— Джон? — выдохнула она, наверняка зная, что здесь не могло быть никого, кроме него.

Сигара полетела в камин, а темная фигура, поднявшись на ноги, пересекла спальню и остановилась у ее постели. Это и в самом деле был Джон.

— Как ты себя чувствуешь? — тихо спросил он.

— Одиноко. — Кэти сопроводила свою жалобу глубоким вздохом Она больше не видела надобности скрывать от него свою любовь, коль скоро он сам признался ей в этом. Любимая… Любимая… Эти слова отзывались внутри нее благословенным эхом.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Джон после долгой паузы. Он говорил сухо, словно защищаясь от незаслуженного обвинения. Кэти хотелось разглядеть выражение его лица, но в спальне было слишком темно. Ах, все равно еще будет завтрашний день, чтобы говорить о любви от рассвета до сумерек. А сейчас Кэти желала более осязаемых доказательств.

— И к тому же мне холодно, — жалобно прошептала Кэти, и ее рука, выскользнув из-под одеяла, поползла вверх по его бедру. — Разве ты меня не согреешь?

— Господи, Кэти, ты до сих пор пьяна, — простонал он. Кэти улыбнулась в темноту. Да, она была пьяна. Пьяна хмельным нектаром его любви. Она передвинула руку еще выше, дразня пальцами выпуклость на его брюках. Он начал пятиться назад, но потом замер на месте. Он что-то прохрипел и своей рукой крепко прижал к себе ее нежную ладонь.

— Я тебя хочу, — придушенно произнес он. Растопыренные пальцы Кэти месили тонкое сукно его брюк. Она прикоснулась к гладкой на ощупь пуговице и высвободила ее из петли, а затем проделала то же самое с ее ближайшей соседкой. Ее холодные пальчики проникли внутрь и начали поглаживать его горячую плоть.

— Боже, — простонал он, опускаясь на постель рядом с нею. Теперь их слиянию препятствовало толстое атласное одеяло, и Джон нетерпеливо отшвырнул его в сторону, одновременно ловя жадным ртом ее губы. По его оплетенному мышцами телу пробегала судорожная дрожь, вызванная ее близостью.

Даже сквозь ткань сорочки его пальцы оставляли огненные следы на ее груди, на бедрах, плечах, животе. Она рванула ворот его рубашки так, что пуговицы, треща, посыпались на пол, открывая доступ к его заросшей темными волосами груди. Она оторвалась от его губ и принялась осыпать жаркими поцелуями мускулистое тело. Дыхание застревало у Джона в горле, словно воздух в спальне внезапно превратился в густую, тягучую субстанцию, наподобие расплавленного свинца.

Вдруг Джон резко выпрямился, и Кэти, чьи руки обнимали теперь пустоту, разочарованно вскрикнула.

— Дорогой? — Она на коленях поползла вслед за ним на край постели.

— Мне надо снять эти чертовы ботинки, — пояснил он, яростно дергая за концы шнурков. Кэти прижалась грудью к стальным мышцам на его спине, и Джон, не выдержав, со стоном оставил шнурки и пригнул к себе ее голову, приникнув к ней обжигающим поцелуем. Ботинки со стуком полетели на пол; Джон, словно подброшенный пружиной, вскочил на ноги, чтобы сорвать с себя оставшуюся одежду.

Кэти отдавалась ему, охваченная бурным экстазом. Она выгибалась дугой под тяжестью его тела, перемалывая свою нежность

в жерновах налитых силой мышц. Он задыхался, его сердце колотилось так сильно, что было похоже, будто между их телами кто-то бьет в барабан. Он взял ее три раза — без передышки. Когда наконец он обессиленно замер, нежно поглаживая рукой ее волосы, Кэти чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Блуждая, ее пальцы коснулась его щеки, и, не успев поделиться с ним своим блаженством, она погрузилась в глубокий сон.

Джон тоже уснул, но не так крепко, как Кэти. Он проснулся с первыми лучами солнца, проникшими в комнату. Он медленно провел рукой по ее шелковистой коже, но, не вызвав у спящей никакого отклика, оперся на локоть и начал пристально изучать нежные, плененные Морфеем черты девичьего лица. Он размышлял о невероятном счастье, дарованном ему этой ночью, и сам удивлялся глубине собственной страсти. Никогда в жизни он не испытывал ничего подобного, хотя бы отдаленно напоминающего эту ночь.

Солнечный блик коснулся завитка ее волос, превратив его в мерцающий золотой слиток. Джон поднес этот локон к губам, он ощущал пальцами его податливую упругость, вдыхал в себя его хрупкий апельсиновый аромат. Вдруг он замер, словно пораженный громом. Он вел себя как какой-то полоумный мальчишка. Ночью он был слеп ко всему, кроме ее красоты и сжигавшего его тело желания. Рассвет принес ему долгожданное отрезвление. Джон возблагодарил Бога за то, что Кэти еще спала. Иначе он бы наверняка, стоя на коленях, излил ей всю свою душу. Черт возьми, она бы получила от этого немалое удовольствие! Ее месть свершилась бы в полной мере.

Джон вскочил с постели и собрал свою одежду, разбросанную по всей спальне. Глубокие складки залегли на его лбу. Ему нужно время, чтобы все хорошенько обдумать, прежде чем снова встретиться с Кэти. Отношениям двух счастливых влюбленных, возникшим между ними прошлой ночью, должен быть положен конец. Он не имеет права забывать ее предательство. Натянув брюки, он не стал утруждать себя возней с прочими деталями туалета и тихо выскользнул из комнаты.

Когда Кэти проснулась, день был в самом разгаре, пели птицы, солнце сияло высоко в небе. Она сонно ворочалась, ощущая досадную утрату теплого тела, гревшего ее в своих объятиях всю ночь. Кэти, моргая, открыла глаза и любовно прижалась лицом к вмятинке на соседней подушке. Джон, должно быть, уже ушел

на плантацию. Он, наверное, считает ее ужасной лентяйкой! Но это не важно. Джон любил ее. Своей хрустальной чистотой эта мысль затмевала все прочие недобрые воспоминания. Могла ли она сомневаться в нем и в его сумасшедшей страсти? Но мало-помалу, более подробно восстановив в своей голове ход вчерашних событий, Кэти нахмурила лоб. Она вспомнила, как они после бала возвращались домой в карете. Жестокое насилие Джона над ее телом всплыло в ее памяти со всеми отвратительными подробностями. Боже, как он мог сделать это? Ведь он ее любил. Любил? Действительно ли он сказал, что любит ее, или она только вообразила это, торопливо подменив реальность желанным вымыслом? Она сосредоточилась, пытаясь вспомнить. Глубокий румянец залил ее лицо до самых корней волос, когда некоторые подробности ее вчерашнего поведения предстали перед ней во всей неприглядной красе. Господи, она вела себя словно сука во время течки, практически умоляя его с ней совокупиться! Она вспомнила, с каким бесстыдством она осыпала каждую частичку его тела жаркими поцелуями, и ей от стыда захотелось провалиться свозь землю.