Хромой кузнец - Мария Семенова

Опять-таки летом можно было бы связать плот из брёвен,приготовленных для постройки, оттолкнуть от речного берега прочь. Великасвященная сила воды, не зря при воде клянутся в верной любви и испытывают,творя суд, кто прав, кто не прав. Куда вынесет плот, где раздвинет онприбрежные камыши – там, значит, и есть благое местечко, там любо Богам, тамлюбо будет и Людям.

Но озёра и реки крепко заснули, придавленные зелёнымитолщами льда, заваленные сугробами. Вот и надумал Кий доверить дело коню. Решилвырубить строевую лесину, привязать к саням и дать жеребцу полную волю. Гдеостановится и не захочет дальше идти, там дому и быть.

Наточил Кий верный топорик и взял коня под уздцы.

– Три дерева не понравятся – лучше нынче совсем неруби, – напутствовала старая мать.

– Да уж с сухого дерева не начну, – поправилрукавицы кузнец. Действительно, в мёртвом, высохшем дереве не осталосьжизненных сил, так что дом получится недолговечным, а домочадцы неминуемостанут болеть, изводиться сухотками. Не будет добра и от скрипучего дерева, вкотором плачет душа замученного человека. Уморит хозяев бревно с пасынком –сучком, идущим из глубины, бревно, изуродованное наростом, бревно от дерева,повисшего на чужих ветвях или упавшего вершиной на север – к недобрым ЖелезнымГорам. Не минуешь беды, если срубишь злонравное, буйное дерево-стоерос,выросшее у скрещения троп, или, наоборот, почитаемое, или просто посаженноечеловеком…

Добрый конь не подвёл кузнеца: миновали опушку, и он свернулс тропки на снежную целину и потёрся мордой о ствол высокой, ладной сосны. Кийснял с головы шапку и поклонился в самую землю:

– Не сердись, деревце! Не по прихоти тебя подрубаю,нужда жестокая повелела. Вот, прими угощение да позволь взять твой ствол длянового дома. Я твоих детей, зелёную поросль, не мял, не топтал, послужи и тымоим: защити от вьюги и холода, когда народятся…

Сказав, положил в сторонке на снег ломоть свежего хлеба,густо намазанного маслом. Выбежала древесная душа из ствола, уселасьполакомиться. А Кий вынул топорик и уронил сосну, уложил честно наземь. Взвалилна сани. Отдал коню другую половину молёного хлеба, потрепал по сильной шее,двинулся дальше.

Белый жеребец привёл Кия на высокий берег реки, напривольный бугор в виду других жилых дворов – хорошее место! Остановился, началоглядываться на хозяина. Подоспевшие родичи помогли кузнецу утвердитьпривезенную лесину стоймя, отмечая середину будущего дома. Потом Кий вынулиз-за пазухи четыре камушка, взятые с четырёх разных полей, вытащил сбережённыйу тела мешочек с рожью, драгоценным зерном. Наметил, где будут углы новой избы,и в каждом насыпал по целой горсти зерна. Разделил ещё не настеленный полСолнечным Крестом начетверо. Положил посреди каждой четверти по камню – и местодля дома превратилось в священный знак засеянного поля, знак-оберег, которым идо сих пор украшают одежды. Обнажил голову Кий, положил шапку под привезеннойиз леса сосной и долго молился:

– Уряжаю я этот дом вокруг дерева, как Земля нашауряжена вокруг Великого Древа! Как в мире крепки четыре стороны, святая Земля ивысокое Небо, пусть крепки будут в доме четыре стены с углами, тесовый пол итёплая крыша! Пропади пропадом всякая смерть, нечисть и нежить! Прибывай,добрый достаток, множься, род, плодись, скотинка-кормилица!

Он снова пришёл на то место через три дня – стало быть,когда молодой Месяц в третий раз поднялся. Разгрёб выпавший снег, волнуясь,начал смотреть, вправду ли облюбовано доброе место. И что же? Камни,принесенные с полей, остались непотревоженными, и голодные полевые мыши недобрались до высыпанного зерна. Мало того, под четырьмя намеченными угламиоказались четыре выпуклых валуна, и как раз такие, как надо. Стройся, Кий, наславу и на добро, детям на радость, внукам-правнукам на сбережение!

Помогать кузнецу собрались все родичи, пришли и сторонниеЛюди, все те, кому верно служили сошедшие с его наковальни ножи, копья, крючки.Строить дом, как заповедано, затеяли со святого угла – того, где Кий позжепоставит деревянные изваяния Богов и хранителей-предков, чтимых в его роду.Когда начали скреплять два первых бревна, под углом закопали череп коня, тот,что долго висел на заборе прежнего дома, отгонял скотьи немочи прочь. Если быновое село затевали, всю лошадь или быка пожертвовали бы Богам. А так – черепута же цена, что целому зверю. Ещё бросили в яму клок шерсти, немного серебра изерна. Пусть новый дом будет так же угоден светлым Богам и Огню, как угодны имдобрые кони и сияющее серебро. Песть шерсть поможет избе сделаться уютной итёплой, а зерно в закромах не ведает переводу…

И когда слаживали, сплачивали первый венец, было замечено,что щепки из-под топоров отлетали внутрь дома, а не наружу. Значит, всёсбудется у погорельца, о чём загадал.

Когда возвели последний, черепной венец и приготовилисьврубать в него священную матицу, надумал Кий погадать, спросить новый дом, чтождало в нём его семью, кому следовало тесать колыбель – сынку или дочке. Ибомолодая кузнечиха уже подпоясывалась потихоньку поясом мужа, чтобы никакое злоне сумело коснуться, испортить будущее дитя.

И вот к матице, закутанной в платки и цветные ленты, лыковойверёвкой привязали хлеб, завёрнутый в мохнатую шубу. Подняли матицу, и Кий,взобравшись наверх по углу, обошёл сруб посолонь, посыпая его хмелем и зёрнами,засевая свой мир. Ступил на матицу и осторожно перерубил лыко. Упала вниз шуба,стали разворачивать её и смотреть, как лёг вещий хлеб. Верхняя, блестящаякорочка ковриги была наверху. К сыну!

Потом покрыли избу, увенчали тёплой земляной крышей, уложилипоследнюю слегу – охлупень с головою коня, вырезанной в комлевом, переднемконце, с мочальным хвостом позади. Стал новый Киев дом совсем похож на коня,чей череп упокоился под красным углом: четыре угла – чем не четыре ноги, да скаменными копытцами!

Внутри избы сложили печь-каменку с маленьким устьем – тольковсунуть полено, с отверстиями в своде – ставить на Огонь сковороды и горшки.Сделали и хлебную печь в отдельной выгородке плетня, укрыли навесом.

– Часто ли доведётся топить её? – поднял головукузнец к тёмному небу, где среди звёзд проплывал серебряный Месяц. –Совсем жита мало осталось, уж и не печём ничего, разве короваи жертвенные,молёные…

Месяц ничего ему не ответил. Он ходил теперь высоко, кудавыше прежнего, чтобы вдругорядь не достала какая-нибудь грязная пелена. Инебосвод, по которому ступали его медлительные быки, оставался запертымнакрепко.

А Людям под небесами жилось всё туже и туже. Более нерешались резать кормилиц-коров для требы Богам, пекли из последней, сбережённоймуки хлебы-коровушки, увенчанные гнутыми рожками, – короваи…

Совсем готов стоял новый дом Кия, хоть переезжай в него.Лишь в одном месте у края крыши оставили торчать из-под дернины белую берёсту.Это ради того, что всему конченному, достигшему совершенства только и остаётсярассыпаться, умереть. А нет полного завершения, стало быть, нет и покоя, азначит – долгая жизнь впереди.