Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке - Михаил Фоменко

созданиями — даже в гневе и вне зависимости от их роста и силы. Другие придерживаются прямо противоположной точки зрения. Мнения по поводу того, какое утешение мы можем им предложить ввиду данностей их существования и возможно ли это вообще, резко расходятся, особенно учитывая то, что 72 процента из них считают себя созданиями второго сорта, 65 процентов уверены, что их душевное равновесие непрочно, и только 33 и одна третья процента не испытывают глубокого чувства униженности по поводу того, кем являются. Как же можно проникнуть сквозь их линии самообороны и оборонительного поведения? Столкновения неизбежны, это очевидно. (Восемьдесят пять процентов из них снова и снова повторяют в разных формах все те же доводы.) Нам не нравятся неприятные эмоциональные конфронтации, мы пытаемся любой ценой их избежать, но мы также осознаем, что играть роль доминантного партнера в интимных взаимодействиях будет непросто. И все же как приятно думать, что в один прекрасный день появится род существ (вдобавок почти невидимых), чьей основной задачей станет уборка!

Для них уже приготовлены пьедесталы.

И даже если (или особенно если) выяснится, что они не соответствуют нашим стандартам, они тем не менее будут напоминать нам о животном внутри каждого из нас, о звериной составляющей нашей сущности, наших высотах и низинах… жизненных силах, о каких мы едва ведали. а может, и не подозревали.

Странное и тревожное сообщение от Командора: он говорит, что некоторые очень высокопоставленные политические назначенцы считают рассказы о виденных кем-то существах не более чем россказнями. мистификациями, и якобы было доказано, что фотографии подделаны — в одном случае имело место изображение гориллы, наложенное на заснеженную гору, в другом человек в соответствующем костюме. (Только два снимка пока не нашли объяснения.) Несколько человек признались в фальсификациях. Некоторые вообще никогда не бывали в этих местах. То же, что видели мы, было, вероятно, игрой света и тени или одним из бродячих медведей; конечно же (и в этом они полностью уверены), среди нас затесался шутник, который сам крадет бананы и оставляет следы посредством старого ботинка, надетого на длинную палку. Кроме того, что будет, если наши открытия докажут их существование? Различным комитетам придется изыскивать способы развеять их скуку, когда закончатся годы мытья посуды. Медикам понадобится искать лекарства от раковых опухолей, возникающих в самых неожиданных местах, необъяснимых перепадов настроения, вагинизмов и прочих напастей. К обществу прибавится огромная дилетантская прослойка (музицирование и поэзия по выходным), без которой, согласно Командору, обществу лучше обойтись. И почему это мы должны разыскивать их, будто они гора Эверест (и равноценны по важности) — только потому, что они где-то там? Короче говоря, финансирование наших поисков прекращено. Командор даже сомневается, сможет ли позволить себе еще один телефонный звонок.

Все мы очень огорчены этими известиями. Трудно в точности сказать, почему. Некоторые из нас были уверены или почти уверены, что там что-то есть. на краю поля зрения. еле доступное слуху. Некоторые уголком глаза замечали цветные вспышки, словно нечто, по сути невидимое, становилось на несколько секунд почти видимым. Невольно начнешь мечтать (а иные из нас так и делают) о том, как в один прекрасный день, будто по волшебству, носки и трусы выпрыгнут из-под кровати и лягут в ящик, чистые и сложенные, из ниоткуда будут появляться в самую нужную минуту чашки с кофе, в холодильнике всегда будет полно молока и масла… Но мы подчинены расписанию и бюджету. Мы должны вернуться к истокам власти, на службу цивилизации. политике. Мы поворачиваем назад.

Какое-то время я раздумываю, не пойти туда ли самому. Если бы я потихоньку вернулся, один, сел бы не двигаясь, в подходящей одежде. Кто знает — если бы я сидел там достаточно долго (и перестал бы во всеуслышание повторять эти древние страшилки о них), не принимал бы гордых поз. чуть согнул бы плечи. может, они привыкли бы ко мне, ели бы бананы у меня из рук, и со временем по различным еле уловимым признакам распознали бы во мне руководящую фигуру, быть может, научились бы выполнять несколько простых команд. Но я обязан подчиняться приказам. Жаль, конечно, однако я хочу получить свое жалованье, награды и перейти к другому проекту. И все же мне хочется еще кое-что сделать для этих существ — хотя бы чисто символический жест. Я осторожно возвращаюсь по нашим следам и оставляю на видном месте послание, окруженное бананами. Они наверняка поймут мое послание: грубое изображение голого мужчины; полумесяц, который можно трактовать лишь как луну; сердце (анатомически правильное), означающее любовь; циферблат с отметкой времени, когда было оставлено послание; отпечаток моей ноги рядом с отпечатком ноги одной из них (похоже на вопросительный знак рядом с восклицательным). Сверху надпись — «Для Грейс». Какое-то время сижу и прислушиваюсь, не послышатся ли вздохи (кажется, что-то слышу). и кажется, смутно вижу что-то посреди белизны снега, белое на белом. Намеренно невидимое (если оно вообще там), нет сомнения — так что если мы не в состоянии их разглядеть, это не наша вина.

Ну и ладно, если им так хочется, пусть сами воют на луну (или чем они еще занимаются), танцуют и поддерживают огонь в домашних очагах. Пусть живут, как сказано, «в тени человека»{55}. Так им и надо.

Я спрашиваю психоаналитика: «Кто же мы?» Он отвечает, что не менее 90 процентов из нас так или иначе задаются этим вопросом, а остальные 10 процентов, похоже, в итоге находят на него какой-то собственный ответ. Как бы то ни было, говорит он, мы в принципе остаемся теми же, кем являемся, и не суть важно, интересует нас или нет указанный вопрос.

Виктор Рожков

ПЛАТО ЧЕРНЫХ ДЕРЕВЬЕВ{56}

Старый пастух

Стоянка пастухов — две большие, обтянутые кошмой юрты — располагалась в нескольких километрах от главной базы альпинистов, и вскоре Кратов увидел огонь большого костра и сидящих вокруг него людей.

Пастухи — шумный, говорливый народ — радушно встретили Кратова.

Немного поговорив с ними, Кратов отошел к юрте, где у входа, ссутулившись, сидел Кунанбай. Это был глубокий старик с длинной