Гении Возрождения. Леонардо, Микеланджело, Рафаэль и другие выдающиеся живописцы, ваятели и зодчие - Джорджо Вазари

Подвизаясь на славу себе и своему отечеству и постоянно вращаясь в обществе, чтобы развлекать музыкой многочисленных своих друзей, он влюбился в одну даму, и оба они премного наслаждались своей любовью. Но случилось так, что она в 1511 году заразилась чумой. Не подозревая этого и продолжая с ней общаться по обыкновению, Джорджоне заразился чумой, так что в короткое время преставился в возрасте тридцати четырех лет, к бесконечному горю многочисленных друзей, любивших его за его таланты, и к великому ущербу для мира, его утратившего. Однако они перенесли сей ущерб и сию утрату, утешаясь тем, что после него остались два отличнейших его ученика: Себастьяно венецианец, который впоследствии в Риме занял должность брата хранителя свинцовой печати, и Тициан из Кадоре, который не только сравнялся с Джорджоне, но значительно его превзошел.

Тициан Вечеллио (1488 или 1490 – 1576)

Тициан родился в Кадоре – маленьком местечке, расположенном на реке Пьяве и находящемся в пяти милях от подножия Альп, в 1480 году, в семье Вечелли, одной из самых знатных в этой местности. Достигнув десятилетнего возраста и обладая прекрасными способностями и живым умом, он был отправлен в Венецию к своему дяде, гражданину, пользовавшемуся уважением, каковой, видя у мальчика большие наклонности к живописи, поместил его к Джан Беллино, живописцу, как я уже о том говорил, отличному и весьма в то время знаменитому; изучая под его руководством рисунок, Тициан вскоре обнаружил свою природную одаренность во всех тех областях таланта и вкуса, которые необходимы для искусства живописца. Но так как в то время Джан Беллино и другие живописцы этой страны, поскольку они не изучали античности, имели обыкновение часто, вернее всегда, все, что изображали, срисовывать с натуры, причем, однако, в сухой, резкой и вымученной манере, то и Тициан в эту пору усвоил себе те же приемы.

Однако когда позднее, около 1507 года, появился Джорджоне из Кастельфранко, Тициан, будучи не всецело удовлетворен такими приемами письма, стал придавать своим вещам больше мягкости и выпуклости в хорошей манере. Тем не менее он продолжал еще дальше искать способов изображения живых и природных вещей и воспроизводить их, как только мог лучше, при помощи цвета и пятен резкого или мягкого тона, так, как он это видел в природе, не пользуясь предварительным рисунком, ибо он считал непреложным, что писать прямо краской, без всяких подготовительных эскизов на бумаге, есть истинный и лучший способ работы, и что это и является истинным рисунком. Но он не замечал, что рисунок необходим всякому, кто хочет хорошо распределить составные части и упорядочить композицию, и что нужно предварительно испробовать на бумаге разные способы сочетания этих частей, чтобы увидеть, как складывается целое. Ибо идея не может сама в себе ни увидеть, ни вообразить в полной отчетливости всех возможных композиций, если не раскроет и не покажет своего замысла телесному взору, который бы помог ей правильно судить об этом замысле. А это опять-таки невозможно без тщательного изучения нагого тела, что необходимо для его действительного понимания; но и это, в свою очередь, не удается и не может удаться без набросков на бумаге: ведь немалое мучение держать все время перед собою обнаженную или одетую фигуру всякий раз, как пишешь картину. Поэтому когда набьешь себе руку на эскизах, то мало-помалу достигнешь и большей легкости в работе над рисунком и колоритом картины; такого рода упражнения в искусстве вырабатывают совершенство манеры и вкуса, и художник освобождается от той тяжести и замученности, с которыми исполнены вышеупомянутые вещи. Не говоря уже о том, что благодаря эскизам воображение наполняется прекрасными замыслами и художник научается изображать на память все природные вещи без того, чтобы непременно держать их перед глазами или чтобы усилия неумелого рисунка обнаружились из-под красивого красочного покрова, как это имеет место в той манере, которой в течение многих лет придерживались венецианские художники – Джорджоне, Пальма, Порденоне и другие, не видевшие ни Рима, ни прочих вещей, совершенных во всех отношениях.

Итак, Тициан, увидев технику и манеру Джорджоне, оставил манеру Джан Беллино, хотя и потратил на нее много времени, и примкнул к Джорджоне, научившись в короткое время так хорошо подражать его вещам, что картины его нередко принимались за произведения Джорджоне, как об этом будет сказано ниже. Достигнув большей зрелости в годах, умении и вкусе, Тициан исполнил много фресок, которые нельзя перечислить по порядку, так как они разбросаны по разным местам. Достаточно сказать, что, глядя на них, многие опытные люди уже тогда предсказывали, что из Тициана выйдет прекрасный художник, как это действительно и случилось. И вот вскоре после того, как он стал перенимать манеру Джорджоне – а ему тогда было не больше восемнадцати лет, – он написал с одного своего приятеля, дворянина из дома Барбариго, портрет, весьма прославившийся в свое время благодаря правдивости и естественности в передаче тела и такому отчетливому изображению волос, что их можно было сосчитать так же, как и каждую петлю серебряной вышивки на атласном камзоле. Словом, этот портрет считался настолько хорошо и блестяще исполненным, что если бы Тициан не написал своего имени на фоне, его приняли бы за произведение Джорджоне.

Между тем, после того как Джорджоне закончил передний фасад Немецкого подворья, Тициану благодаря посредству Барбариго были заказаны несколько сцен для части того же фасада, выходящей на Мерчерию. После этой вещи он написал большую картину с фигурами в натуральную величину, находящуюся ныне в зале мессера Андреа Лоредано, живущего около церкви Св. Мариулы. На этой картине изображена Богоматерь по пути в Египет, на фоне большой рощи и других видов, прекрасно исполненных, ибо Тициан посвятил на это много месяцев работы и держал для этой цели в своей мастерской несколько немцев, отличных живописцев ландшафтов и листвы. Кроме того, на этой картине он изобразил рощу и в ней много зверей, которых он написал с натуры и которые действительно настолько правдоподобны, что кажутся живыми. Вслед за тем он для дома своего кума мессера Джованни д’Анна, фламандского дворянина и купца, написал его портрет, где он изображен как живой, а также картину «Се человек» со многими фигурами, которую как сам Тициан, так и другие считают очень хорошим произведением. Для того же заказчика он написал картину с изображением Мадонны и других фигур в натуральную величину, причем и взрослые, и дети написаны с натуры с членов этого же семейства.

В следующем, 1507 году, когда император Максимилиан вел войну с венецианцами, Тициан, по его собственным словам, написал в церкви Сан Мерцилиано архангела Рафаила, Товия и собаку на фоне далекого пейзажа, где в маленькой роще св. Иоанн Креститель коленопреклоненно обращается с молитвой к небесам, откуда нисходит сияние, его освещающее. Существует мнение, что он эту вещь написал еще прежде, чем начал фасад Немецкого подворья. Что же касается этого фасада, то многие из знати, не зная, что Джорджоне уже больше над ним не работал и что его расписывал Тициан, который как раз снял леса с одной его части, при встрече с Джорджоне дружески поздравляли его, говоря, что ему гораздо лучше удался фасад над лавками, чем тот, который над Большим каналом. Джорджоне испытал от этого такую обиду, что до тех пор, пока Тициан не закончил всей работы и участие его не стало известно всем, он избегал показываться и с этого времени уже больше никогда не пожелал общаться или дружить с Тицианом.