Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди

в этом храме хранятся реликвии Троянской войны. Это правда?

– Конечно. А образ, что ты видишь перед собой, – это Палладий, точная копия упавшей с неба древней статуи Афины; образ делал неприступным тот город, где находился.

В храм вошли Гефестион, Птолемей, Пердикка и Селевк.

– А где настоящая статуя? – спросил Гефестион, приблизившись.

– Некоторые говорят, что ее забрал герой Диомед и увез на Аргос; другие говорят, что Улисс, отправившись в Италию, подарил ее царю латинов. Третьи утверждают, что Эней установил ее в храме неподалеку от Рима, где она и находится по сей день. Во всяком случае, многие города хвастают обладанием истинной статуей.

– Охотно верю, – кивнул Селевк. – Подобные убеждения придают мужества.

– И в самом деле, – подтвердил Птолемей. – Аристотель сказал бы, что предсказания приводят к событиям.

– Но чем отличается истинный Палладий от остальных изображений? – спросил Александр.

– Настоящая статуя, – объявил жрец торжественным тоном, – может закрывать глаза и потрясать копьем.

– Ну, это сделать нетрудно, – заметил Птолемей. – Кто-нибудь из наших военных инженеров мог бы соорудить игрушку такого рода.

Жрец метнул в него гневный взгляд. Царь тоже покачал головой:

– Ты во что-нибудь веришь, Птолемей?

– Да, конечно, – ответил юноша, положив руку на рукоять меча. – Вот в это. – А потом, коснувшись плеча Александра, добавил: – И в дружбу.

– И все-таки, – настаивал жрец, – предметы, что вы видите, почитаются в этих священных стенах с незапамятных времен, а курганы вдоль берега хранят в себе кости Ахилла, Патрокла и Аякса.

Послышался шум шагов – это Каллисфен пришел почтить знаменитое святилище.

– А ты что об этом скажешь, Каллисфен? – спросил Птолемей. – Ты веришь, что это действительно доспехи Ахилла? А вон там прислонена к колонне кифара Париса? – Он коснулся струн, вызвав приглушенный нестройный аккорд.

Александр не слушал больше: он наблюдал за локрийской девушкой, которая подливала в лампады благовонного масла, любовался ее совершенными формами под прозрачным легким пеплосом, который пронизывали лучи света, созерцал тайну, мерцавшую в ее неуловимом взгляде под полуопущенными ресницами.

– Все это не имеет никакого значения, вы сами прекрасно знаете, – ответил Каллисфен. – В Спарте, в храме Диоскуров, выставлено яйцо, из которого якобы родились близнецы, братья прекрасной Елены, но я почти не сомневаюсь в том, что это яйцо страуса, – в Ливии водится такая птица, ростом с лошадь. Наши святилища полны подобных реликвий. Важно то, во что люди хотят верить, а людям необходимо иметь мечту. – С этими словами он повернулся к Александру.

Царь подошел к огромной бронзовой, украшенной оловом и серебром паноплии и провел рукой по щиту с отчеканенными полосами, изображавшими описанные Гомером сцены, по шлему с тремя гребнями.

– Как здесь оказались эти доспехи? – спросил он жреца.

– Их вернул Улисс. Мучимый угрызениями совести, что несправедливо забрал их у Аякса, он положил доспехи у его могилы в качестве жертвы духу умершего, умоляя о возвращении на Итаку. А потом их собрали и принесли на хранение в это святилище.

Александр приблизился к жрецу:

– Тебе известно, кто я такой?

– Да. Ты Александр, царь македонян.

– Это так. И по материнской линии я прямой потомок Пирра, сына Ахилла. Пирр основал эпирскую династию, а следовательно, я наследник Ахилла. И потому эти доспехи мои и я хочу их забрать.

Жрец побледнел:

– Господин…

– Вот как! – с усмешкой воскликнул Птолемей. – Мы должны верить, что это кифара Париса, что это доспехи Ахилла, выкованные лично Гефестом, а ты не веришь, что наш царь ведет свой род напрямую от Ахилла Пелида?

– О нет, – забормотал жрец, – дело в том, что это священные предметы, которые никто не может…

– Россказни, – прервал его Пердикка. – Вели сделать другие такие же. Никто не заметит разницы. Видишь, они понадобились нашему царю. И потом, они же принадлежали его предку… – Он развел руками, словно говоря: «Наследство есть наследство».

– Велите отнести их в лагерь, и пусть перед каждой битвой их выставляют перед войском как знамя, – приказал Александр. – А теперь пошли отсюда: визит завершен.

Они вышли по одному, задержавшись, чтобы еще раз осмотреть невероятное скопление вещей на колоннах и стенах.

Жрец заметил, что Александр не сводил глаз с девушки, пока она не скрылась за боковой дверью.

– Каждый вечер после захода солнца она купается в море близ устья Скамандра, – шепнул он царю на ухо.

Тот ничего не сказал. Чуть погодя жрец с порога храма увидел, как Александр вскочил на коня и удалился в направлении лагеря, копошащегося на берегу моря, как гигантский муравейник.

Александр следил за тем, как девушка быстрыми и уверенными шагами идет в темноте по левому берегу реки. Она остановилась там, где воды Скамандра смешивались с морскими волнами.

Стояла тихая, безмятежная ночь, и из моря только что начала восходить луна, вычертив длинную серебряную дорожку от горизонта до реки. Девушка скинула одежды, распустила волосы и в лунном свете вошла в воду. Ее тело, ласкаемое волнами, светилось, как полированный мрамор.

– Ты прекрасна, как богиня, Дауния, – прошептал Александр, выходя из тени.

Девушка погрузилась по подбородок и обернулась:

– Не причиняй мне зла. Я посвящена богу.

– Чтобы искупить совершенное в древности изнасилование?

– Чтобы искупить всякое изнасилование. Женщины вечно осуждены страдать.

Царь разделся и тоже вошел в воду. Девушка, закрываясь, прижала руки к груди.

– Говорят, Афродита Книдская, изваянная божественным Праксителем, так же прикрывает грудь, как ты сейчас. Афродита тоже стыдлива… Не бойся. Иди ко мне.

Она медленно пошла к нему по камням на дне. Ее божественное тело, по которому струилась вода, постепенно появлялось из моря, а морская поверхность опускалась, лаская ее бока, а потом живот.

– Сплавай со мной к кургану Ахилла. Я не хочу, чтобы кто-нибудь нас увидел.

– Плыви за мной, – сказала Дауния. – Надеюсь, ты хорошо плаваешь.

Она повернулась на бок, скользя по волнам, как Нереида, нимфа пучины.

Широкий залив, уже освещенный кострами лагеря, заканчивался мысом, на самом конце которого возвышался земляной курган.

– Не беспокойся, я хорошо плаваю, – ответил девушке Александр.

Держась подальше от берега, девушка пересекала залив посредине, направляясь прямо к мысу. Она двигалась изящно, легко и плавно, рассекая воду почти бесшумно, как морское создание.

– Ты очень смелая, – заметил Александр, тяжело дыша.

– Я родилась на море. Подумай, тебе все еще хочется добраться до Сигейского мыса?

Александр молча продолжал плыть, пока не увидел, как в свете луны вдоль песчаного берега расцветает пена и на берег набегают волны, облизывая основание большого кургана.

Держась за руки, они вышли из воды, и царь подошел к темной громаде могилы Ахилла. Он чувствовал, или ему казалось, что он чувствует, как дух героя проникает в него,