Свободная ладья - Гамаюнов Игорь

Рассказал, как свистит по степи ветер, несёт позёмку, раскачивает над крышей дома мачту с синей лампочкой, а в сарае работает на солярке движок, дающий электросвет, как топят печи саксаулом и привезённым из города углём да слушают по «Спидоле» прорывающиеся сквозь шумы мировые новости. За письмами ездят на мотоцикле в соседний посёлок Жяман-Кара (так и река называется), это совсем близко – километров двадцать, не больше. Дорога, правда, ухабистая, но привыкнуть можно. А весной степь – сплошной праздник, цвет у неё зелёно-алый, степные маки как бегущее пламя, птиц и зверья не счесть, пастухи перегоняют бессчетные отары овец, и микроскопические серебристые самолётики время от времени перечёркивают здешнее необъятное небо белыми полосами.

К Алексею они ехали, повторяя по колее речные петли: слева береговой, в рост человека, кустарник, переходящий в камышовые заросли, справа – бурая степь с размытым в мареве сизым горизонтом. Егерский дом младшего Бессонова почти ничем не отличался от отцовского. Разве что – детской площадкой у крыльца, где стояли качели, турник да ещё огорожена была песочница. Их мотоцикл увидели (и – услышали) издалека. Всё семейство, включая рослую собаку с тремя щенками, высыпало на дорогу.

В коренастом, одетом в форменную куртку человеке (курчавая бородка, смеющиеся тёмные глаза, фуражка с кокардой) Виктор не сразу узнал Алексея, отметив про себя: «На Лучию Ивановну стал похож!» Рядом, с малышом на руках, стояла высокая молодая женщина – короткая стрижка перехвачена голубенькой лентой, и ещё двое мальчишек-погодков толклись возле.

Вошли в дом. Там был накрыт стол, но приехавшие второй раз обедать отказались, хотя – по степным обычаям – это для хозяев равносильно оскорблению.

– Мы же европейцы, – засмеялся Алексей, – мы не обидимся! – И повёл Виктора по дому, показывая ему гостевую комнату для приезжих, свою спальню, детскую с двухэтажной кроватью для мальчишек и коляской в углу:

– А это наша переходящая люлька.

Его спокойное лицо, густой басок, беспрестанные улыбки казались Виктору странно не соответствующими ситуации. Интересовался: болеют ли дети? И что с ними будет, когда дорастут до школы? Снисходительная насмешливость сквозила в ответах Алексея. Детские болезни? Издержки цивилизации, здесь их нет. А школьный курс он, отец, им преподаст сам, экзамены сдадут экстерном.

Вернулись час спустя, и Бессонов спросил:

– Давно не рыбачил? Пойдём, я тебя с нашей речкой познакомлю.

Они спустились к мосткам, прыгнули в лодку. Бессонов сам сел за вёсла. Прошли по спокойной воде вдоль беспрестанно шуршащей камышовой стены, вырулили на середину реки, но и здесь течения не ощущалось. К концу лета, объяснил Бессонов, река пересыхает, превращаясь в цепочку озёр. Подплыли к островку, покрытому мягкой, не пересушенной, как на берегу, травой. Здесь ночью, рассказывал Бессонов, приземляются с режущим звуком (будто бумагу вспарывают!) перелётные гуси. Кормятся, притом громко гогочут, будто обсуждают свой маршрут, даже крикливо ссорятся. А на рассвете улетают.

В камышовых зарослях слышалось кряканье и плеск («Это наши постояльцы – водяные курочки»), виднелись узкие просветы к истоптанному в этих местах берегу. Сюда на водопой приходят кабаны – самое опасное для охотника зверьё. Не свалил первыми выстрелами, упустил раненого зверя, жди мести. Кабан, пятнающий траву и кусты кровью, петляя в густых зарослях, опережает охотника и, затаившись возле узкой тропы, ждёт. Выносится из засады внезапно и легко, как снаряд из пушки, сбивает с ног, рвёт клыками с хриплым рыком – до крови, а то и до смерти, и только потом уходит в потаённые свои места залечивать раны.

Его, Бессонова, от такой мести спас дог, которого Александр Алексеевич щенком подобрал в городе, возле помойки. Здесь он вырос, стал ходить «под ружьём», приносить из кустов подбитую дичь и оберегать хозяина от чересчур крикливых приезжих. Стоит кому-то повысить голос, он поднимается во весь рост на длинные свои лапы и внимательно смотрит на говорящего. И крикун, поперхнувшись собственным голосом, умолкает.

В ту охоту приезжие неловко спугнули кабана, он пошёл не так, как было задумано, вышел на егеря. Бессонов, не ожидавший зверя, выстрелил, поторопившись. Жакан прошёл по касательной, распахав кабану холку, и тот ушёл, растворившись в густых кустах словно призрак. Ни треска, ни хрипа не было слышно. Охотники прочёсывали густые и высокие, в рост человека, заросли – шли по узким звериным тропам. Все они благополучно миновали то место, где залёг кабан, не заметив его. И он ничем не выдал себя до тех пор, пока на тропе не появился ранивший его егерь. Тут-то мстительная ярость и вынесла зверя из засады. Но ему навстречу ринулся дог. Кабан свалил его, топча, вспарывая клыками брюхо. Стрелять пришлось в упор, рискуя задеть собаку.

Дога извлекли из-под кабаньей туши живым, но безнадёжным – из распоротого брюха вываливались кишки. Охотники предлагали пристрелить, чтоб не мучился, но упрямый Бессонов, взяв его на руки, принёс в дом. У крыльца, на разделочном столе, где обычно свежевали дичь и чистили рыбу, промыл ему раны и, бормоча ласковые слова, с помощью Марии, не забывшей свою медицинскую практику, зашил брюхо суровой ниткой. И потом ещё полтора месяца кормил его в сарае с руки, пока тот не встал на свои длинные ноги.

– Закинешь удочку? – спросил Бессонов, подогнав лодку к острову. – А я пока помедитирую.

Он щёлкнул портсигаром, закурил. Смотрел, сощурившись, как бывший его ученик, теперь уже немолодой человек с первой сединой на висках, всё больше напоминающий своего отца, управляется с любимой когда-то снастью. Нашарив под кормой консервную банку с червями, Виктор долго возился с насадкой, с сомнением уточняя, не слишком ли велик крючок, наконец закинул удочку поближе к камышовой кромке. И настроился ждать, но поплавок, коснувшись воды, тут же утонул. Виктор перекинул через борт добычу, недоумённо разглядывая её, снял с крючка.

– Это толстолобики, – объяснил Бессонов улыбаясь. – Сейчас они тебе покажут, как здесь нужно рыбачить.

Клёв не прекращался ни на минуту, рыбёхи разной длины и веса устилали дно лодки, шлёпая по нему хвостами. Через полчаса Виктор выдохся, изумлённо осматривая сверкающую груду у своих ног.

– Да у вас тут просто райское место!

– Со своими чертями и демонами, – добавил Бессонов, разворачивая лодку. – У нас тут конфликт на конфликте, хоть круговую оборону занимай.

Пока причаливали к мосткам, выгребали рыбу, несли её в корзине к разделочному столику, Бессонов рассказал: как-то остановил в дальнем конце своего хозяйства двух парней, прикативших на новенькой «Ниве», – они успели сделать несколько выстрелов в заказнике. Составил акт. Отобрал ружья. Но один из них оказался сыном начальника областной рыбинспекции. Начальник, вместо того чтобы сделать сыну внушение, прислал инспекторскую комиссию. Браконьерских сетей, перегораживающих реку, обнаружено не было. Зато на одной из удочек Бессонова насчитали целых три крючка. Был составлен акт о наличии «браконьерской снасти», удочку конфисковали, а в областное охотуправление направили документ, обязывающий проследить «отчуждение водоёма от означенного охотхозяйства, истребляющего рыбу браконьерскими способами».