Хороший мальчик. Строптивая девочка - Алиса Евстигнеева

— Привет, Александрович, — выдавил я из себя.

— Никита, — пояснил отец.

— Почему? — спросил и подумал, что какой-то наивный вопрос вышел.

— Победитель, — кратко и лаконично поясняют мне, так если бы я что-то понимал в происходящем.

— У нас уже есть одна победа, — напоминаю я про Вику.

— Будем считать, что вы у меня все такие. Победили под защитой двух Сашек, — с гордым видом заявляет он.

На что мне остаётся только пожать плечами, очень хочется спрятать руки в карманы джинсов, но накинутый сверху халат лишает меня такой возможности. Мне вообще настолько неловко, что я реально начинаю париться о том, как правильно сейчас встать.

-Хочешь подержать? — неожиданно огорошивает меня отец. А я как дурак только и могу ртом двигать, вверх-вниз. Потом, правда, собрался и судорожно затряс головой.

Спрашивается, чего испугался? Вроде не первый младенец в моей жизни. Я четверых на своём веку пережил. Вику с Кристинкой так вообще вполне в осознанном возрасте.

Папа лишь усмехается.

— Что, Никитка? — подмигивает он детёнышу. — А брат-то у тебя паникёр как оказывается.

— Ничего не паникёр, — недовольно бурчу я.

Представляю себе, какое у него теперь мнение обо мне сложится… Нет, стоп! Он же ещё ничего не понимает, не факт что вообще видит и слышит. Какое мнение?! Ну они же что-то там чувствуют… Меня опять охватывает нелепая паника, и я не нахожу ничего лучшего, чем схватиться за голову, а там эта грёбанная шапочка, и даже до волос не добраться. Ну что за… невезуха!

Родитель с интересом наблюдает за мной, сдерживая свои ухмылку и комментарии, хотя ему хочется, я же вижу. При этом, не забывая мерно покачивать мелкого на своих руках. Значит уже мелкого? Не ребёнок, не младенец, не личинка… эх.

— Давай, — страдальчески сдаюсь я, нелепо выставляя руки перед собой. Папа не улыбается, лишь понимающе кивает.

Подходит ко мне и начинает перекладывать свою ношу мне в руки, помогая правильно сложить их.

— Головку придерживай, — мягко напоминает мне.

— Помню, — до последнего сопротивляюсь я.

И тут он отходит в сторону, а до меня доходит, что именно лежит у меня в руках. Он лёгкий, он очень лёгкий… настолько, что у меня моментально начинает ломить руки от страха, а вдруг я уроню его? Или же неправильно дыхну на? Посмотрю? Божеее… Но ничего не происходит. Ребёнок… ладно, Никита, внимательно разглядывает меня, или мне так только кажется? Я смотрю в его тёмные глаза и тону, тону в собственных чувствах и неясном мне приступе нежности, ностальгии и фиг ещё знает чём.

— Привет, — вырывается само по себе. И до ужаса хрипло, ещё хуже, чем у отца.

— Знакомься, это Стас — твой старший брат, — тихо говорит отец у меня под боком. — Он клёвый, хоть местами и бестолковый. Но я уверен, что он тебе понравится.

Ну вот опять… Что он там обо мне думать-то будет.

— Я тебя в футбол играть научу, — уверенно заявляю я, пока папа не сморозил очередную глупость. Затем судорожно вспоминаю, что же ещё такого я умею делать… — И машину водить.

И снова нелепая мысль, что отец этому всему и без меня сможет его научить. Меня же научил. То ли дело Дамир со своей борьбой, или Рома с игрой на барабанах и графическим дизайном, или наш Кир с любовью ко всему миру и шириной плеч с хорошего качка.

— А ещё он тебя будет очень любить и оберегать от всех бед, — мягком подсказывает отец, а я заливаюсь краской.

— И это тоже…

Мы стоим всего ничего, а у меня уже руки онемели. Папа осторожно проводит пальцем по крохотному носу Никиты.

— На маму похож.

И я с силой вглядываюсь в это маленькое сморщенной личико. Если честно, то мама однозначно посимпатичней будет.

— Ну не знаю…

— Похож-похож. Глаза, нос…

— У нас у всех глаза одинаковые, — зачем-то спорю я.

— Ну не скажи…

Папа проводит ещё раз по его личику, и Никита очень забавно морщится. Ну, хоть рефлексы у человека в норме.

— Забавно, — сам себе под нос шепчет он.

— Что именно?

Но отец не спешит с ответом. Поэтому зову его:

— Пап…

Он как-то печально улыбается, отчего мне становится не по себе.

— Мои первый и последний сыновья. Кто бы мог подумать, что в жизни всё выйдет именно так…

Почти всю ночь мы просидели под дверями реанимации. Отписались и отзвонились домой. Дамир с прилетевшим Ромой каким-то чудом умудрились отослать бабушек по домам. Поделились первыми фотографиями брата. Всё-таки брата… На что Рома прислал философское замечание: «А чего он такой страшненький? Погладить забыли?».

Мама пришла в себя уже под утро. Мы с отцом здорово так встрепенулись, даже на ноги подскочили, когда врач, вышедший из реанимационного отделения сообщил нам об этом. Вот так оно и бывает. Ты сидишь часами и чего-то ждёшь… а потом в итоге оказываешься совершенно к этому не готов. Я и облегчение толком-то не ощутил, настолько у меня нервы натянулись. Папа тоже выглядел немногим лучше. Заросший щетиной и с растрёпанной шевелюрой он смотрел на доктора с ошарашенным видом, и на автомате кивал головой.

— Мы можем её увидеть? — первым пришёл он в себя.

— Не положено, — заартачился врач. Но папа умел убеждать. — Хорошо, но только кто-то один, и всего лишь на несколько минут.

Папа кратко кивнул, а потом повернулся ко мне:

— Иди.

Я не сразу понял, что он имел в виду.

— А ты?

— А я потом. Иди. А то, ты ж мне всю плешь в итоге проешь, — пытается отшутиться он. Но юмора в его голосе ровным счётом ноль, да и особой уверенности в принятом решении я у него тоже не вижу. Но папа готов пойти на эту… жертву ради меня. И мне опять становится тошно от волнения.

— Ну? — нетерпеливо уточняет врач. И я делаю шаг к нему на встречу.

— Передай, что мы её любим, — не своим голосом просит отец мне в спину. А я не знаю, что вообще можно на это ответить. Делаю ещё пару шагов к двери и стопорюсь.

Где-то там лежит моя мама. Родная. Единственная. Живая… И я понимаю почему не могу никак расслабиться, потому что я всё ещё не увидел её, не коснулся её руки, не заглянул в её глаза, которые видят и знают всё. Но ещё я понимаю совершенно другую вещь. Что где-то там, в глубине коридора ждут совсем не меня. Нет, мне тоже обрадуются, вымученно улыбнутся и даже попытаются погладить по голове, если силы позволят. Но там ждут совсем не меня. А отца. И не потому что меня любят меньше. Нет, меня любят иначе, по-другому, но так же сильно. Сейчас главное другое. Это их история. Двух Сашек. И тут отец не прав, эта история началась не с меня, а с них самих… И не мне её оканчивать.