Операция «Антитеррор» - Сергей Самаров

– Кто его отключит?

– Ты представляешь, сколько стоит непрерывная связь? И на станции же стоят компьютеры. Они тоже понимают, что такой долгий набор номера не может быть естественным. Компьютер сообщит спецам, те подумают, что сломалась трубка, и отключат ее... Что тогда будет?

Умар помрачнел.

– Взорвемся. Датчик прерывателя сработает, как на ответ с другого конца.

– Надо предупредить Марию. Вы не продумали это до конца.

Умар неуверенно пошел к дверям. Взрываться вместе со шлюзом он желанием не горит. Чтобы не выпускать ситуацию из-под контроля, я двинулся вслед за ним. Если он сам не сумеет убедить Марию, то, может, я помогу. А убеждать надо, потому что самостоятельно отключить пульт управления взрывом я не смогу. Теоретически знаю – последним подключают провод, ведущий к прерывателю, но я не видел, какой провод подсоединяли последним, клеммы проводов уже были закреплены заранее. На месте Умар ставил только одну коробку.

Мы выглянули в дверной проем, чтобы позвать командира. Поблизости ее не оказалось, и я двинулся вдоль борта «КамАЗа», стараясь лишний раз не высунуться и не подставить себя под пулю омоновского снайпера.

Мария находилась в стороне, лежала с автоматом в руках у бетонного парапета прямо на холодном асфальте. Бедная девка, как она после таких моционов будет когда-то рожать? Метрах в двадцати от нее, прямо посреди моста через шлюз, стоял, слегка поеживаясь от того, что находится под прицелом нескольких «стволов», офицер ОМОНа.

– Нашел дураков... – кричала Мария, продолжая разговор. – Так я и разбежалась... Записывай номер моего телефона. Все переговоры в дальнейшем будут вестись только через сотовую связь.

Рино и Шпинько занимали все те же позиции, на которые я их и послал. Исмаил стоял чуть в стороне на одном колене, положив ствол на перила и держа на прицеле офицера. Ингуш зловеще улыбался. Он хорошо знал, что «винторезу» бронежилет – не помеха. Зачем только омоновец таскает лишнюю тяжесть...

Я оглянулся. За стеклами автобуса маячат фигуры еще двоих боевиков, с которыми я с утра так и не успел познакомиться. Можно было бы воспользоваться моментом, пока силы разбросаны, и попытаться захватить автобус. Но стоит он слишком близко. Если я уложу двух охранников, то остальные боевики начнут стрелять сквозь стекла по пассажирам. Слишком велик риск, даже если Леня поддержит огнем сверху.

А предпринимать следовало что-то срочно.

Вообще я чувствовал, что просто теряюсь в сложившейся ситуации. Это оттого, что пришлось заниматься не своим делом. Мое дело, которому меня долго и качественно учили, в том состоит, чтобы совершать диверсии. А вот предотвращать их, причем предотвращать так, чтобы заложники не пострадали, – этому обучают специальные антитеррористические подразделения типа знаменитых «Альфы» или «Вымпела». Разные у нас несколько профили.

– Слышишь, мент... Связь только по телефону. И еще... Убери своих снайперов. Первый же выстрел, и за него будет расстрелян один заложник, – продолжала Гаврош-Мария переговоры. – Я сейчас встаю и отхожу. Предупреди, чтобы не стреляли. Ты тоже пока под прицелом.

– Я слышу. Вставай смело... Я же не прячусь...

Мария встала. Но вставала она не совсем уверенно. Очевидно, она сама имела склонность к выстрелам после обещания не стрелять. Иначе смелее бы вставала и больше бы доверяла.

По идее если снайпер Исмаил на прицеле у омоновского снайпера, то вполне можно было бы и перебить террористов, если бы не заложники. Одновременные выстрелы в Исмаила, Марию, капитана и Рино – и моментальный штурм. Но для штурма следовало подослать группу омоновцев ближе. Хотя бы по льду. Подполковник постарался бы этого «не заметить».

Мария с омоновцем смотрят друг на друга долго. Своего рода демонстрация силы через взгляд с расстояния двадцати метров.

– Ты так и не выскажешь свои требования? – Офицер озабочен. Он тоже не психолог, специализирующийся на гашении агрессии в людях – таких готовят только в «Альфе», – и не способен на ведение подобных переговоров. Он больше сродни мне, только элитностью и уровнем обучения пониже. Меньше средств тратит государство на обучение офицера ОМОНа, чем на обучение офицера спецназа ГРУ. Преподаватели и преподавание у них не того уровня. Соответственно, и результаты обучения ниже. Впрочем, и профиль у него несколько иной. Омоновца готовят именно как служебную собаку – хватать и задерживать. Диверсию провести – на это он тоже не годится. Наверное, потому и трудно сейчас офицеру Марию понять. Мне легче. Я изнутри лучше вижу, как с ней себя вести. Ему бы сейчас шуточку бросить, чтобы расслабить террористку, а он бычится, смотрит на нее, как стандартный волкодав на волка. Так не получится взаимопонимания.

– Ты услышишь их позже, думаю, через несколько часов. Тебе твое начальство их передаст.

– Общаться будешь напрямую со мной. Начальство поручило мне вести переговоры.

– Я не хочу с тобой общаться, ты до такого уровня не дорос. И с твоим начальством тоже. Есть более высокие люди, которые этим займутся. Твоему начальству позвонят из правительства России и сообщат, как себя вести. Все... А ты звони мне, поговорим. Только не мечтай о долгих разговорах, сотовый телефон много стоит...

Она сразу оборвала нить, за которую омоновец рассчитывал потянуть. По крайней мере, если он не дурак, то должен был рассчитывать. Теоретически Мария действует правильно. Каждый антитеррорист должен стараться вести как можно более долгие разговоры с террористом. Чтобы по возможности оказать психологическое воздействие, ненароком выяснить что-то про личность последнего и характер, и таким образом попытаться как-то повлиять на ход событий.

Я почти уверен, что Асафьев или кто-то из его сослуживцев, имеющий психологическую подготовку, сейчас старательно обрабатывает лжебольную Марину Николаевну Сабирову с тем, чтобы выудить как можно больше сведений о Марии. Любых сведений, включая эпизоды детства, круг общения, отношения с родителями, увлечения и прочее. Пытается найти ее слабые места, на которые следует надавить, чтобы добиться желаемого результата.

Мне бы сейчас связь с Асафьевым и эти сведения...

Окна в кабинете губернатора занавешены шторами. Сам хозяин сделал это, чтобы не так заметно было его опухшее, ставшее за последние пару лет непривычным ему самому лицо. Смотреть противно...

Несколько дней он вообще не выходил из городской квартиры, потому что каждый шаг отдавался во всем теле болью. Врач с медсестрой приезжали к нему, врач беседовал, настаивая на длительном отдыхе, медсестра делала уколы. Именно из-за этих уколов так и опухает лицо – гормональные препараты ни для кого не проходят бесследно. Губернатор старался по мере возможности подчиняться требованиям эскулапа, потому что собирался поехать на ближайшее заседание Совета Федерации и надеялся к тому времени подправить здоровье. Хотя бы на время...

О том, что происходит в области и в городе, губернатор и не знал бы, если бы ему не позвонил напрямую министр внутренних дел, а потом и помощник премьер-министра. Неприятно было сознавать, что они лучше осведомлены о том, что творится у него под боком, нежели он. Не хватало только, чтобы и сам премьер или, того хуже, сам президент стали бы звонить в рабочий кабинет и не смогли его застать на месте. И так слишком много разговоров о болезни губернатора...