Старшая сестра его величества. Власть - Алёна Цветкова

захватывать власть в ночном городе не открыто, а втихаря, когда настоящий король был в отъезде?

У Аруга просто не было шансов. Большинством голосов Аргу был низложен, а я сохранила титул ночной королевы, впервые в истории став единоличной властительницей ночного Яснограда.

Я уже чувствовала, как радость поднимается волной, широкая, до ушей улыбка сама собой лезет на лицо, а напряжение, державшее меня в своих лапах столько дней, уходит, оставляя после себя слабость, от которой мелко начинали дрожать колени, и сырость осенней ночи, которую я до этого момента не ощущала. Я уже готова были принимать поздравление моих друзей, которые разразились радостными воплями за спиной, как обезумевший от злой ярости и ненависти Аруг кинулся на меня.

Это была его вторая ошибка. Он попытался схватить меня, но мгновенно оказался в руках Дишлана, который легко поднял его над мостовой. И бывший ночной король хрипел в его руках, безуспешно пытаясь разжать пальцы, сомкнувшиеся на его шее, и бестолково махая ногами в воздухе.

Несколько его ближников, попытались было отбить главаря, но мои люди не позволили им вмешаться, мгновенно схватив и обездвижев.

Я довольно улыбнулась, обвела взглядом застывший ночных жителей, которые во все глаза смотрели на представление, устроенное молодыми и дерзкими, и слегка поклонилась всем, намереваясь царственно уйти с площади, чтобы праздновать победу.

— Постой, ночная королева, — раздался тихий скрипучий голос, который почему-то был ясно слышен сквозь весь шум и гам, царивший на площади. — Все, что ты сказала, очень любопытно, но, — он усмехнулся, — мы здесь выбираем ночного правителя, а не самую удачливую девку. Докажи, что ты способна править жителями дна: жестокими и беспощадными убийцами, хитрыми и ловкими ворами, безотказными шмарами, безжалостными насильниками, бесчестными ростовщиками, грязными нищими, готовыми на все ради куска хлеба...

Пока он говорил на площади снова стало тихо. Люди, собиравшиеся уходить, замерли без движения, внимая голосу. Даже Дишлан опустил Аргуа на землю и слегка разжал пальцы, чтобы тот не задохнулся.

И в этой тишине к нам в центр вышел худой, немощный старец в старых потертых одеждах ночного жителя и с длинной тощей бородой, кончик которой опускался почти до колен. Он слегка прихрамывал и опирался на длинную, сучковатую палку, заменяющую ему клюку.

— Кто это? — удивленно шепнула я Жерену, и он так же тихо ответил:

— Это Глас Ночного города...

И я четко уловила досаду в его голосе.

— Что ему надо? — спросила я, чувствуя, как тревога, подстегнутая словами Жерена поднимается откуда-то из солнечного сплетения. Но мой приятель не ответил. Не успел. Вместо него заговорил сам Глас.

— Я, Глас ночного города, требую у тебя, ночная королева, доказательств, что ты одна из нас! Ибо только настоящий житель ночного города, который чтит его законы больше, чем законы дневного мира, может стать его королем. Или королевой, — добавил он с усмешкой и оперся на клюку, давая понять, что готов ждать моего ответа.

— Я одна из вас, — отозвалась я. Я не понимала, что нужно этому типу, но по тому, как довольно заулыбался Аруг и поджал губы Дишлан, поняла, что этот старик не на моей стороне. — Я держала притон, я занималась контрабандой, я уже была ночной королевой и судила по законам ночного города, если уж на то пошло!

— Этого мало, — покачал головой старец, — притон ты держала, будучи под покровительством Гирема, контрабанда тоже была под его контролем, да и судила ты его именем. А вот на что способна ты сама, мы не знаем. Верно?! — обратился он ко всем, кто был на площади.

И к моему ужасу толпа была с ним согласна. То тут то там раздавались крики:

— Верно говорит!

— Докажи!

— Без Гирема Елька просто девка!

— Пусть эта светлость валит в свой Высокий город!

Даже те, кто несколько минут назад радостно хлопали в ладоши подтверждая мое право на ночной титул, точно так же радостно были готовы прогнать меня прочь.

— Но как я еще могу доказать, что достойна?! — воскликнула я, — если вы все готовы перевернуть и переиначить! Гирем помогал мне, но все же мой успех больше моя заслуга, а не его! И герцогиней я стала без него!

Но старец не слушал мои доводы. Он широко улыбнулся и заявил:

— Сразись с ним, — кивнул он в сторону довольного Аруга, которого Дишлан уже выпустил из рук. — Один на один. На смерть. Кто победит, тот и будет править. Так завещали наши предки.

— Я согласен! — заорал радостно Аруг, хотя только что еле дышал, после удушающей хватки Дишлана.

— Что?! — ахнула я, невольно отступая на шаг назад. И еле сдержалась, чтобы истерично не завопить. Сразись? Сразись?! Один на один?!

Толпа возликовала, поддерживая предложение старика. Они орали, как сумасшедшие. Радовались. Как будто бы не понимали, что прямо сейчас меня убьют.

Спине стало холодно. Ледяная волна пронеслась по телу промораживая меня насквозь. Это был даже не страх, не ужас или паника. Это было что-то гораздо большее — дыхание безнадежности. Я даже не говорю о том, что не умею драться. Я попросту не смогу поднять руку на человека. Да, я однажды убила троих насильников, напавших на бедную Катрилу, но, во-первых, это была не совсем я. А, во-вторых,что-то мне подсказывало, что этого совсем недостаточно, чтобы у меня появился хотя бы малейший шанс выжить.

И почему я не училась у Жерена, когда была возможность?

Старик с любопытством наблюдал за мной.

— Нет, — решительно тряхнула я головой, отгоняя панику, — я не буду драться!

Старик сухо рассмеялся и покачал головой:

— У тебя нет выбора. Ты кинула вызов ночному королю и должна ответить за свои слова. Или они, — он кивнул на ликующую толпу, — убьют тебя раньше, чем ты уйдешь с площади.

— У меня и так нет выбора! — воскликнула я. — Я — женщина, я слабее него, — кивнула на абсолютно счастливого Аруга, смотревшего на меня с презрительно-снисходительной улыбкой. Он снова был на коне. — К тому я же совершенно не умею драться. Он убьет меня сразу же!

Старик равнодушно пожал плечами. Мол, ничего не знаю.

— Жерен, — обернулась я к другу, — скажи ему! Я не могу драться! Ты же знаешь!

Жерен тяжело вздохнул, сделал шаг вперед и поклонился этому старому гаду, который все испортил: