Причина остаться - Дженнифер Бенкау

с новой жизнью… с Билли, которая это сделала.

– Могу я расплатиться кредитной картой? У меня нет с собой наличных.

– Похоже на то, что у меня тут есть кассовый аппарат? – лаконично отзывается он. – Только наличные, причем немедленно.

– Можно мне быстро дойти до банкомата?

– Ну да, конечно. – Каждое слово сочится иронией. – Можете позвонить кому-нибудь.

– Хорошо. – Я с трудом держу мобильный в руке, ошибаюсь, пока ввожу PIN-код. Кому мне, черт возьми, звонить? Пальцы летают над дисплеем, и телефон набирает номер Седрика быстрее, чем я успеваю задуматься, как буду ему это объяснять. Я тебе наврала, я чертова больная воровка, а сейчас ты должен приехать, чтобы мне помочь?

Раздается несколько длинных гудков. Включается голосовая почта.

– Седрик, пожалуйста, перезвони мне. – И прости меня, если сможешь!

– Попробую набрать маме, – говорит Эмили, но потом разочарованно опускает свой айфон. – Черт. Седди с мамой собирались съездить на кладбище к нашим бабушке и дедушке. Мама не разрешает там пользоваться телефонами.

– Проклятье, – выдыхаю я. Кому еще позвонить? Я тут уже почти никого не знаю.

Тристан? И речи быть не может.

– Тогда… пожалуй, позвоню я, – заявляет детектив.

– Нет, подождите. – Еще никогда в жизни мне не приходилось с таким трудом перешагивать через себя, но я нажимаю на номер отца. К моему удивлению, он тут же берет трубку.

– Сибил. Что случилось, мы ведь собирались увидеться позже?

– У меня неприятности, пап. Мне ужасно жаль. – До этого момента мне удавалось держать себя в руках, однако теперь по щекам бегут слезы, я дрожу и всхлипываю.

– Это снова произошло? – В его голосе слышится холод. Словно ничего другого он и не ожидал.

– Мне так жаль.

– Ах, не заводи опять свое нытье. Тебе не жаль, иначе ты бы, черт побери, давно это бросила! Где ты? В полиции?

– В «Harrods».

– «Harrods»! Сибил, ты… – Он фыркает. – Никогда больше не говори, что тебе жаль. Делай что хочешь, но не унижай меня своим отвратительным нытьем и ложью.

– Они не будут подавать заявление в полицию, но мне нужно заплатить сотню фунтов. Я сразу тебе верну! Ты не мог бы… приехать?

Он тяжело вздыхает:

– Посмотрим, что можно сделать.

– Спасибо, пап. Спасибо.

– Просто закрой рот, Сибил.

Проходит час. Мы сидим на двух пластиковых стульях и не произносим почти ни слова в присутствии детектива. От ледяного пота футболка прилипла к телу, и я хочу в туалет, но молчу. Детектив, который бо́льшую часть времени играет в мобильник, молча ставит перед каждой из нас стакан воды из-под крана, и я в какой-то степени ему благодарна. Он мог бы обращаться с нами гораздо хуже – не жди сочувствия, если пытаешься что-то украсть. Браслет он убрал, однако мысленно я до сих пор вижу, как он лежит передо мной и блестит на свету, а в голове возникает вопрос: почему? Он красивый, да, но не настолько, как те вещи, которые я крала раньше, когда невозможно было сопротивляться.

Я просто не понимаю. Не понимаю себя.

В какой-то момент у меня в сумке беззвучно загорается экран смартфона. Седрик. Я подавляю порыв ответить на звонок и прореветь ему, как я обо всем сожалею. А что мне еще сделать? Нет слов, которые я могла бы ему сказать. Они все неправильные.

Рано или поздно вызов сбрасывается, Седрик пробует еще раз, после чего сдается.

Однако затем начинает звонить телефон Эмили. Не шевелясь и заледенев от ужаса, я слушаю, как она рассказывает ему, что стряслось. Что мы сидим в кабинете охраны из-за кражи и должны заплатить штраф. Что это не мы, что мы не виноваты.

Ах, Эмили. Нет смысла врать ради меня, но у меня нет сил возражать.

– Он хочет с тобой поговорить, – наконец произносит Эмили.

Я тоже хочу с ним поговорить. Так сильно хочу, до невозможности. Одна лишь мысль о том, чтобы услышать его голос, ложится бальзамом на все разодранные и растертые раны. Но как объяснить ему, что здесь произошло? Я не только клептоманка и лгунья. Я своровала при его младшей сестре! Подсунула это ей! Она не может, не будет и не должна обманывать из-за меня. Я обязана сказать ему правду.

Но не могу. Не здесь, не по телефону.

Поэтому качаю головой.

– Она не хочет, – говорит Эмили. – Не знаю. Думаю, у нее шок.

Насколько я понимаю по их разговору, он собирается приехать. Надеюсь, отец приедет быстрее. Чтобы я успела сбежать.

У меня перед внутренним взором вспыхивает очень реалистичная картина момента в ближайшем будущем, когда Седрик узнает, насколько я сломлена. И когда ему придется оттолкнуть меня, быстро и жестко, прежде чем я сломаю и его. Как его сломал Люк. А Седрик – Люка.

Я точно помню его слова, они звучат у меня в ушах. Самые ужасные слова, сказанные мне его прекрасным голосом: «Неразрешимая проблема в том, что мы оба были чересчур сломлены. Это не могло закончиться хорошо».

Наконец раздается стук в дверь, и меня отчасти охватывает шок, отчасти – облегчение, а в какой-то мере еще и разочарование. Потому что это не мой отец. Он прислал Тристана, который посылает мне успокаивающую улыбку, после чего встает перед детективом, смерив того презрительным взглядом.

– Мне нужна расписка, – мрачно заявляет он и бросает на стол две пятидесятифунтовые купюры.

Эмили с радостью выдыхает.

– Все закончилось, – шепчет она мне.

Для нее – возможно. Для меня же все только начинается. Мне хочется раствориться в воздухе, провалиться под землю или просто перестать существовать. Хочется сбежать прочь от стыда. Но я знаю, что он меня найдет. Он всегда догоняет.

Тристан не произносит ни слова, пока детектив ведет нас по коридорам обратно в торговый зал, а потом по самому короткому пути к выходу. Я делаю глубокий вздох, а Эмили прикрывает глаза и подставляет лицо солнцу, как будто мы просидели без естественного света несколько недель, а не пару часов.

– Моя машина прямо за углом, – обращается ко мне Тристан. – Я отвезу тебя к твоему отцу.

У меня мгновенно напрягаются все мышцы, и я останавливаюсь.

– Трис? Я правда очень благодарна за то, что ты так быстро приехал. И отцу за деньги тоже. Но…

– Ты собралась все-таки вернуться за браслетом, так?

– Я не могу сейчас… – Мозг лихорадочно ищет выход. – Мне нужно проводить Эмили домой.

– Эмили, – говорит он, подчеркивая каждое слово, – сама разберется. Чего не скажешь о тебе.

Я пытаюсь улыбнуться, но получается лишь вымученная гримаса.

– Я не сверну в ближайший магазин, если ты этого