Девушка под сенью оливы - Лия Флеминг

* * *

Первое, что увидела Йоланда, придя с работы домой, – это множество женщин, рассевшихся вокруг стола с каменным выражением лица. Все взгляды немедленно обратились на нее, и она даже испугалась: неужели немцы выдумали еще какие-то санкции, направленные против их общины?

– Садись! – строго сказала ей тетя Мириам, указывая на стул.

– А что случилось? – совсем растерялась Йоланда. Сказать по правде, больше всего на свете ей сейчас хотелось юркнуть к себе в комнатку и прилечь с закрытыми глазами, чтобы хоть немного перевести дыхание после всех кошмаров минувшего дня.

– Я сама должна поговорить со своей дочерью! – неожиданно подала голос мать. – Что случилось, дитя мое? Тебя видели…

– Где видели? О чем ты, мама?

– …видели, как ты средь бела дня позволяешь себе появляться на людях в обществе двух незнакомых мужчин. Двух гоев! Причем один из них немец!

– Ах, мама! Это доктор Андронакис! Ты же его знаешь. Он у нас был. Он руководит нашей клиникой. Просто мы вышли отдохнуть во время перерыва. Такое кошмарное утро сегодня выдалось. Вы уже, наверное, слышали о взрыве бомбы в Кастелло. Столько детей пострадало и…

– Это отговорки, Йоланда, а мне нужны объяснения.

– Перестань, мама! Столько всего случилось! Во-первых, я сегодня виделась с Пенни. И мы решили пойти выпить по чашечке кофе. Точнее, того, что они сейчас называют кофе. А потом к нам присоединился доктор Андронакис. И тут к нам подошел один из его пациентов, немецкий офицер. Пенни уже ушла. Не могла же я встать и уйти следом. Надо было проявить вежливость.

– Проявить вежливость? Люди видели, как вы смеялись! Разве так ведут себя девушки накануне обручения? Что подумает Мордо? – сердито воскликнула тетя Мириам.

– При чем здесь Мордо? – вспылила Йоланда. – Разве я не ясно сказала, что ни о каких обручениях не может быть и речи? Пока… Во всяком случае, пока мы в оккупации.

– Ты постоянно проводишь время с мужчиной… С этим доктором в клинике. Этим безобразиям надо немедленно положить конец.

– Андреас – блестящий специалист и мужественный человек, – стала горой на защиту своего возлюбленного Йоланда.

– Он не из наших!

– Это так важно сейчас? Раскройте глаза и посмотрите, что делается вокруг! Или вы совсем ничего не понимаете?

– Я так и знала! – вздохнула мать. – Я чувствовала, что он тебе нравится. Как ты могла так обойтись с нами? Какой позор!

– Мама, я не сделала ничего плохого! Да, я общаюсь с ним… по работе… И потом, он действительно очень хороший человек. Неужели ты не хочешь, чтобы я вышла замуж за хорошего человека? Со временем…

– Только если этот хороший человек – еврей! О другом даже не помышляй, пока мы живы!

– Вот как ты заговорила, мама! Между прочим, Пенни не еврейка, а именно она в свое время спасла папе жизнь. Или ты уже об этом забыла?

– Что было, то прошло, – коротко ответила мать.

– Это не довод! – вспылила Йоланда.

– Как ты смеешь разговаривать таким тоном с собственной матерью, неблагодарная девчонка? – возмутилась тетя Мириам. – Или ты забыла, что гласит Закон? «Почитай мать свою и отца…»

– А как я могу стерпеть несправедливость, тетя?

– Довольно, Йоланда! – устало бросила мать. – Не усугубляй ситуацию! И вот тебе мое последнее слово: ты должна немедленно оставить работу в клинике и вернуться домой. И, пожалуйста, избавь меня от необходимости рассказывать о случившемся отцу. Твое непослушание убьет его!

– Как ты можешь, мамочка, требовать от меня невозможного! Ты бы посмотрела, каких искалеченных детей привезли к нам сегодня утром в больницу. А их матери! На них невозможно было смотреть без слез! И ты хочешь, чтобы я в это время сидела взаперти, варила суп и штопала белье? Как можно ставить меня перед таким несправедливым выбором? – воскликнула Йоланда со слезами в голосе и выскочила из комнаты, оставив за собой рой рассерженных женщин. Ужасный день! И стал еще ужаснее. Но выбор сделан. И сейчас ей придется идти до конца. «Что я наделала! – с отчаянием думала Йоланда. – Ведь я же разобью им сердце».

На отдыхе всегда наступает момент, когда ты вдруг чувствуешь, что всё, с тебя достаточно. Хватит экскурсий, метаний по жаре из одного музея в другой, калейдоскопического мелькания лиц и людей, посещений церквей и сидений в кафе. Хватит новых впечатлений, особенно в моем возрасте. Все, что мне сейчас нужно, – это хорошая книга и одиночество. И больше никаких вопросов о войне! Эти бесконечные воспоминания уже и так обернулись тем, что прошлое стало снова постоянно возвращаться ко мне во снах. И каждое утро я просыпаюсь страшно разбитой, смертельно усталой и чувствую себя такой древней старухой, что впору отправляться к праотцам. Но одновременно странное любопытство гложет меня: что еще нового приоткроет Крит? Какие еще тайны он припас для меня?

Слава богу, сегодня я могу наконец позволить себе роскошь расслабиться и побыть в полном одиночестве. Лоис вместе с Алексом и Маком, их неизменным компаньоном во всех вылазках последних дней, умчались в горы. Перед тем как уйти, Лоис сто раз наказала мне не приближаться к бассейну (а вдруг я случайно упаду в воду) и не сидеть на солнце (а вдруг меня хватит удар).

Хорошо бы сейчас удрать из дома и укрыться в тени какой-нибудь оливковой рощи. Но пришлось лишь довольствоваться старой оливой во дворе дома. Наверное, этому высокому раскидистому дереву, гордо вознесшему свою крону к небу, не меньше сотни лет. Но, несмотря на свой почтенный возраст, стоит себе как ни в чем не бывало, утопая в цвету, что по осени обещает богатый урожай. При взгляде на старые деревья у меня, кстати, всегда появляется одна довольно необычная фантазия. Я сразу же представляю себе, что это не просто дерево, а некое сказочное или даже вполне конкретное живое существо.

Да, все вокруг изменилось до неузнаваемости. И только яркие краски Крита остались прежними: все то же ослепительно-бирюзовое море, все так же пламенеют на солнце бутоны алых ампельных роз, заплетших стены домов, все так же золотятся наливающиеся спелостью абрикосы в садах и все так же белеют снежные шапки горных вершин на фоне небесной лазури. Вот только та девушка, которая когда-то сидела под сенью оливы, она уже давно превратилась в старуху, yiayia , как говорят местные. И вот эта древняя старуха пытается сейчас понять, почему же так долго она не возвращалась в эти благословенные места. Наверное, потому, что она самонадеянно надеялась, что старость не наступит никогда. А она взяла и пришла! И, как всегда, неожиданно.

Я почувствовала, что клюю носом. Тем лучше! Значит, не буду думать о том, что случилось дальше.

* * *

На противоположном конце города Райнер сел в такси и попросил доставить его в Георгиоуполис, небольшой городок в северной части острова, как раз на полпути между Ханьей и Ретимно. Надо немного передохнуть от бесконечных странствий по Криту. Просто посидеть у моря и полюбоваться золотыми россыпями пляжей на берегу. Когда-то он хорошо знал эти места! Райнер отыскал пустынный уголок в том месте, где река сливается с морем, и уселся в тени с книжкой в руках. Просто турист, и ничего больше! Никаких мыслей, никаких воспоминаний! Он купил немецкий перевод книги Дэвида Макнейла Дорна «Ветры над Критом» и сейчас предвкушал, с каким удовольствием отправится в мысленное путешествие по острову теми же путями, которыми хаживал и автор книги. Говорят, он здесь жил в шестидесятые годы вместе с женой-датчанкой.