В интересах истины - Максим Леонидович Максимов
Шрифт:
Интервал:
Я не знаю, почему я очень люблю встречаться с Валерой Сюткиным. Или, скажем, мы очень по-доброму и по-теплому общаемся с Мишей Грушевским, с Володей Винокуром, с Мариной Хлебниковой, с Сашей Маршалом. Массу людей могу назвать.
— Может, вам проще общаться с людьми из эстрадной тусовки, поскольку вы — не конкуренты?
— Я считаю, что мы и с Александром Новиковым не конкуренты. Тем более с Розенбаумом. У него своя огромная аудитория, у меня своя.
— Но у вас один жанр — шансон.
— Не уверен. Мне кажется, что Розенбаум — это не шансон. Розенбаум — это бард, эстрадный автор, хороший, сильный. У нас совершенно разная аудитория. Бывает, что я приезжаю в тот же самый город, где он только что выступал, и тоже собираю полный зал.
— Несмотря на то, что ваш репертуар может в чем-то совпадать?
— Не может, потому что я уже лет семь не пою его песен. Пою только одну-единственную, которую он мне лично подарил, — «Еврейский портной». Еще признаюсь — когда бываю в Киеве, я пою «Крещатик». Но его поют все — и Гарик Кричевский, и многие другие. А что плохого в этом? Я бы мечтал, чтобы мои песни пели известные исполнители. Могу повторить еще раз, что отношусь к творчеству Саши Розенбаума с большой любовью, с благоговением. Он один из самых ярких людей на эстраде. Но это не значит, что мы должны дружить. Друг — это понятие круглосуточное, как сказал один великий писатель.
— Михаил Захарович, я слышал, что недавно вы нашли где-то на зоне двух талантливых авторов-самородков?
— Это вообще потрясающая история! Я как-то наткнулся в своем столе на папку — мне очень много всего присылают, смотреть не успеваешь. Вижу — там письмо, начал читать. И не смог оторваться, настолько меня оно потрясло. Написано великолепным, чистым, красивым русским языком. Оказывается, человек уже пятнадцать лет в зонах и тюрьмах пишет песни и стихи для меня… Стал смотреть стихи. Они написаны человеком, прошедшим все самые страшные тяготы. Он не жалуется, а просто описывает мир через призму своей жизни, которая проходит за решеткой. Меня потрясло больше всего, что ущемленный в правах и лишенный свободы человек не потерял возможности видеть красивое, по-настоящему его ценить и изобразить в поэзии. И этот человек почему-то считал за счастье, если бы я эти стихи когда-нибудь спел. (В отличие от некоторых других авторов, которые считают, что должны меня судить за это…) Человек написал мне, что он уже три года на свободе, живет с родителями. Подпись — Александр Полярник.
Оказалось, это кличка. Я позвонил ему по телефону в Череповец. Он упал в обморок, естественно. Говорю: «Приезжай». Они приехали с братом-близнецом Володькой. Всю ночь пили в поезде, волновались, о предстоящей встрече думали. Я их принял, снял номер в гостинице. Пришли с подарками. Говорят: «Мишаня, поставь нам „Амнистию“». Я налил им по рюмке, мы сели за стол, мой администратор снимал нашу встречу на камеру. И эти два взрослых мужика, которым по 43 года, сидели и рыдали вот такими слезами!.. Потом они мне рассказывали (может, Розенбауму было бы интересно узнать), что, когда эта песня попала на зону в моем исполнении (не знаю, почему), зеки стали копить денежки и посылать матерям переводы.
Брат Саши Полярника — тоже талантливый литератор, подрабатывает где-то в редакции. Мужики пьющие, живущие бедно, в глубинке, не имеющие своего жилья. Не грабители, не убийцы, обычные русские парни, залетевшие первый раз из-за какой-то ерунды на девять лет. Потом все эти неприятности продолжились… Я снял братьев Полярников в нескольких программах, приводил к ним журналистов. Одна девочка из какого-то модного журнала, поговорив с ними, рыдала минут сорок — успокоиться не могла от их рассказа.
Я спел пять песен на стихи Саши Полярника, мы с композитором Зубковым сделали к ним музыку. Некоторые песни достойны просто наивысших эпитетов, думаю, что многим моим коллегам не удалось бы такое написать. Теперь братья Полярники пишут книгу о своей жизни, у них цель появилась. У себя в Череповце они звезды — им водку без очереди продают. Оказывается, есть в нашей стране такие вот талантливые люди… Интересно, кстати, что Саша Полярник ни под каким предлогом не хотел регистрировать свои стихи в Авторском обществе. Говорит: «Я к ментам не пойду». Ну, у него мозги-то еще те. Я говорю: «К каким ментам, ты что?» С трудом заставил. Теперь он получил в РАО «ксиву», и когда его пьяного милиционеры на улице останавливают, он им эту «ксиву» показывает.
— Благодаря этим песням вы снова вернулись к традиционному для вас шансону?
— Скажем так — я опять нашел для себя искреннее поле деятельности. Я перестал метаться. А из шансона я, наверное, и не уходил никогда. Просто одно время я пел другие песни. Но я их все равно пел в своей манере, в своем стиле. Любая песня в моем исполнении приобретает шансонный характер. Это и есть тот самый ярлык, который на меня с самого начала повесили: «Ну, Шуфутинский — это кабак». А я считаю, что, если твои песни поют в ресторанах, это является самым большим достижением для артиста. Вот Вадим Николаевич Козин — король старой российской эстрады, я у него бывал пару раз в Магадане… Он мне говорил: «А раньше вся эстрада, батенька, пела в ресторанах. В филармониях-то только народный хор пел да рассказчики, которые под рояль, мелодекламацией занимались…»
— А что теперь с вашим рестораном «Атаман» в Лос-Анджелесе?
— Уже четырнадцать лет, как он не существует. Там, по-моему, бильярдный зал. Я давно понял, что ресторанный бизнес — совершенно не мое дело.
— Ну а продюсерскими проектами продолжаете заниматься? Помнится, вы вывели на эстраду дуэт «Вкус меда»…
— Их время, к сожалению, вышло. А заниматься новыми проектами я не могу. У меня даже на то, чтобы
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!