Дело Николя Ле Флока - Жан-Франсуа Паро

Так как срочные дела долгое время не отпускали господина начальника полиции, то, несмотря на поздний час, он только что завершил обед[56]. Когда Сартин появился с салфеткой в руках, Николя слово в слово передал ему свой разговор с королем; его выслушали с ледяным лицом. Затем последовала долгая тишина.

— Итак, — наконец произнес Сартин, — значит, герцог де Ла Врийер знал о поручении, доверенном вам королем… знал с самого начала?

Вопрос повис в воздухе. Генерал-лейтенант заговорил, но, похоже, с самим собой: Николя с трудом разбирал его слова.

— Я слишком хорошо его понимаю… Я был глуп, ибо, недооценивая его, успел к нему привязаться… Тщеславие подтолкнуло меня смешать чувства и дела… О, как мы далеки от совершенства! Двадцать лет моя гордыня питалась низостями, а сегодня я еще удивляюсь, отчего меня тошнит! В эту решающую минуту… Долой деликатность, и пусть истина заменит нам разум.

Подняв глаза, он, похоже, изумился, обнаружив, что находится в комнате не один, и лицо его быстро обрело обычную бесстрастность.

— Раз так, — продолжил он, — значит, пора известить короля. Вот мои инструкции: съездив в аббатство Пон-о-Дам, комиссар Ле Флок — да, именно вы, Николя — немедленно возвращается в Париж. И в тот же день вновь приступает к расследованию дела госпожи Ластерье; в помощники ему отряжается инспектор Бурдо, а также вся наша полиция. Ему предписывается поместить в надежное место тех немногих свидетелей, которым до сего времени покровительствовали некоторые власть предержащие. Их следует арестовать и надлежащим образом допросить, дабы получить показания. Сопоставив и обобщив материалы первого расследования, надобно сделать вывод о необходимости формального и — я требую этого во имя интересов Его Величества — тайного рассмотрения дела. Я вместе с судьей по уголовным делам и еще одним достойным лицом, назначенным королем, составим комиссию, которая соберется выслушать вас и вынесет приговор по этому делу. Я намерен внести полную ясность в плачевные события, без сомнения, связанные между собой тайными политическими происками. Сударь, полагаю, вам все понятно. Идите…

Кровь вновь прилила к лицу Сартина, и оно обрело присущую ему живость. Шлепая себя салфеткой по икрам, словно в руке он держал охотничий хлыст, коим стегал охотничьи сапоги, начальник покинул кабинет.

Воскресенье, 15 мая 1774 года

Утреннее солнце ласково освещало дорогу и окрестности Мо. Через открытые окошки кареты доносился птичий гомон, а легкие дуновения ветерка приносили ароматы мокрых от росы трав и цветов. Небо без единого облачка вносило ощутимую лепту в состояние безмятежности, охватившее Николя во время поездки в аббатство, куда на этот раз он ехал с легким сердцем, радуясь, что ему наконец удастся завершить свою миссию и начать действовать. Вот уже много месяцев, как судьба перестала подчиняться ему, и теперь он надеялся вновь взять ее в свои руки.

В аббатство Пон-о-Дам он прибыл незадолго до начала воскресной мессы. На этот раз ему оказали совершенно иной прием. Явно предупрежденная о его приезде, мать-настоятельница была сама любезность и пригласила его послушать мессу; он согласился. Во время службы он заметил склонившуюся над молитвенником госпожу дю Барри; по-прежнему в трауре, она казалась небесным видением, сошедшим с одного из церковных витражей. Несмотря на предписанную им скромность, многие юные монахини бросали в его сторону отнюдь не благочестивые взоры, невзирая на укоризненные взгляды сестер почтенного возраста. Госпожа де Ла Рош-Фонтений рассыпалась в похвалах «бедной молодой женщине», похвалила ее кротость, очарование, хрустальное звучание голоса, живость ее характера и даже пылкое благочестие. После службы все трое проследовали во внутренний дворик. Весенний воздух изгнал из-под сводов галереи сырой запах гнили. Притулившись в уголке, аббатиса с благостной улыбкой смотрела на них. Николя поведал дю Барри о замысле короля и передал бархатный кошелек; она не стала проверять его содержимое, лишь со вздохом прижала его к сердцу.

— Господин маркиз, как я могу выразить вам свою признательность?

Он вспомнил о другой фаворитке; в минуту опасности она тоже называла его господином маркизом.

— Мне бы хотелось, сударыня, чтобы вы помнили обо мне как о верном и преданном слуге короля, — ответил он.

— Я буду просить Небо, сударь, чтобы мне довелось вновь прибегнуть к вашей помощи.

— И вы не встретите отказа.

Попросив его немного подождать, она удалилась и, вскоре вернувшись, протянула ему маленькую золотую табакерку, украшенную замысловатым орнаментом; на крышке красовался миниатюрный портрет Людовика XV.

— Вот все, чем бедная женщина может выразить вам свою признательность.

Кланяясь, он усмехнулся про себя, услышав, как графиня, чье поистине колоссальное состояние он только что увеличил на пять бесценных алмазов, последнее свидетельство привязанности старого любовника, говорит о своей бедности.

— Сударыня, надеюсь, вы не усомнитесь, что этот подарок я всегда буду носить с собой.

Поклонившись обеим женщинам, он, сгорая от нетерпения, помчался в Париж. Пора наконец покарать преступление и предательство, плетущие вокруг него свои сети. Он поразит гидру, чьи когти терзали его с самой гибели Жюли. Как солнце рассеивает тени, так свет и справедливость сдернут маски с виновных. Солнечные лучи заполнили кузов кареты, придав покрывавшему скамьи старому потертому бархату муаровый блеск. В дни, когда прежнее царствование окончательно ушло в прошлое, а новое еще только набирало силу, он неожиданно ощутил себя счастливым и свободным от печалей и страхов.

В природе каждое явление — запутанный клубок…

Нет ничего беспримесного, ничего обособленного.

Шамфор (Пер. Ю.Б. Корнеева и Э.Л. Линецкой)

Воскресенье, 15 мая 1774 года

Ночной сон без сновидений восстановил силы Николя и вернул ему ясность разума. Вместе с Марион и Пуатвеном он отправился к мессе в церковь Сент-Эсташ и с удовольствием вслушивался в умиротворяющие слова молитв и песнопений. Вокруг струился аромат благовоний, воскуряемых, дабы почтить Господа, а также чтобы в наступивший период майских гроз рассеять ядовитые испарения, проистекавшие из часовни, где продолжали хоронить жителей прихода. В этой часовне несколько лет назад он присутствовал на похоронах композитора Рамо; он думал, что там же похоронят и маркизу де Помпадур, которую крестили в этой церкви. Сообразив, что мысли его унеслись слишком далеко, он, по привычке, укоренившейся еще с коллежа, укорил себя за рассеянность и принялся читать молитву, а потом попросил Небо помочь ему добиться правосудия. С кафедры зачитали пастырское послание архиепископа Парижского о смерти короля, завершившееся красочным слащавым рассказом о благородном поступке дофина, приказавшего раздать милостыню бедным, дабы они помолились Господу за продление дней его деда. По толпе прихожан пробежал ревностный шепот.