Превыше всего - Карен Рэнни

— Невыносимая, мама. Но спасибо, что спросили, — ответила Кэтрин с улыбкой, в которой были пронзительная боль и глубокое отчаяние.

Это был выразительный ответ, подумала Мириам, который не обещал ничего хорошего. Она снова вздохнула. Когда они наконец перестанут спорить и будут просто наслаждаться друг другом? Когда она это сказала Кэтрин, та бросила на графиню быстрый взгляд и покачала головой.

«Сколько бы ты ни отрицала, это ничего не меняет, — подумала Мириам. — Так же, как не меняются и твои чувства к моему сыну».

— Ваш сын — непредсказуемый человек, — произнесла Кэтрин почти обвиняющим тоном.

— Именно непредсказуемый? — Мириам улыбнулась и понимающе посмотрела на невестку.

— Он меняется каждое мгновение. То он пылает страстью, то холоден как лед.

— Как любой живой человек, ты поняла? — Мириам удовлетворенно кивнула головой, когда в комнату, негромко постучав, вошла экономка с большим серебряным подносом. Кэтрин наполнила чашки чаем и пододвинула свекрови тарелку с аппетитными сандвичами.

— Люди не каменные, Кэтрин. — И, помолчав несколько минут, графиня продолжила: — Мы сотканы из чувств, и Фрэдди не является исключением. Мы эмоциональные животные. Скажи мне, — небрежно спросила она и взяла сандвич с ветчиной и огурцом, — неужели ты все еще не поняла, что любишь его?

В залитой солнечным светом комнате на несколько мгновений воцарилось полное молчание.

— Разве это имеет какое-нибудь значение? — Кэтрин показалось, что ее слова прозвучали слишком громко и даже отразились эхом от потолка. Ощущение было как на исповеди, когда наконец произносишь то, о чем и подумать-то страшно. Имеет ли это значение? Это было признанием в том, что она любит. Казалось бы, совсем пустые слова, но сколько в них смысла и надежды!

Мириам, стараясь не выдать своей радости и не вспугнуть собеседницу, молчала. Она-то отлично знала, что это имеет значение, и очень большое.

— Мои родители нежно любили друг друга и никогда не стеснялись своих чувств. У них были общие интересы и им было тепло и хорошо друг с другом. Они проводили вместе целые дни и не боролись с утра до вечера. Любовь бывает разной, моя дорогая. И не всегда это спокойные чувства, наполненные теплом и нежностью. Порой она сталкивается с коварством и вероломством. Большая любовь не всегда бывает приятной и легкой. Когда начинаются трудности, люди должны помнить об этом.

— Я боюсь, что опасно признаваться в любви вашему сыну. Я думаю, Фрэдди может воспользоваться этим, как острым и опасным оружием.

— А ты? Может, Фрэдди опасается этого же? Вспомни о Монике, Кэтрин. Он неглупый мужчина, мой сын, но он живой человек и может ошибаться, и способен чувствовать боль. Может быть, его непреклонность дает тебе такое же оружие?

Это была тревожная мысль.

Мириам встала, обняла Кэтрин и крепко прижала к себе. Наконец она отпустила ее, заглянула в карие глаза невестки и улыбнулась.

— Подумай над этим, Кэтрин. Когда ты вернее узнаешь свое сердце, ты поймешь и Фрэдди.

Появление в доме детей осложнило и без того напряженную обстановку. Кэтрин и Фрэдди в течение дня обменивались не больше чем десятком слов, и то только в присутствии слуг, порой нерешительно поглядывающих на них. Кэтрин старалась не касаться его даже краем юбки.

Фрэдди и сам уклонялся от нее, словно она была опасной. Граф стал принимать активное участие в жизни детей не потому, что хотел чаще видеть свою постоянно отсутствующую жену. Ему нужны были сами малыши. Фрэдди неожиданно для себя обнаружил, что способен умиляться тарабарской болтовне и агуканью крошечного сына, А Джули покорила его своей неисчерпаемой энергией, такой же, как и у него самого. С каждым днем он обнаруживал в дочери все новые и новые свои черты. И это наполняло сердце сурового графа Монкрифа незнакомым ранее приятным чувством отцовской гордости.

Джули оказалась прирожденной наездницей, чувствующей и искренне любящей лошадей, а Монти особенно. Графа это удивляло, забавляло и неимоверно радовало. Он купил специально для нее очаровательного пони. Теперь каждое утро отец на большом чалом коне и дочь на маленьком нетерпеливом Шетланде катались вокруг монкрифского луга, весело улыбаясь очень похожими улыбками.

Дочь не только внешне была похожа на него. Она унаследовала от отца и острый ум, который светился в ее — таких знакомых зеленых глазах. Фрэдди уже начал подумывать о том, что пора заняться образованием девочки. Обидно будет, если его дочь потратит свои способности на всякие глупости, которыми занимаются многие известные ему светские дамы. Надо научить ее математике и другим точным наукам. Эта мысль пришла Фрэдди, когда он однажды днем застал проказницу в своем кабинете за активным изучением его настольных часов, наполовину разобранных. Он не стал бранить малышку, и они провели прекрасный час, вдвоем собирая эти часы.

В общем, дочь его была просто великолепным ребенком. И сын, конечно, тоже. Разве можно желать лучшего сына, чем Робби? Таким жизнерадостным, подвижным и здоровым малышом с очаровательной улыбкой гордился бы любой отец. Робби уже узнавал Фрэдди и каждое его появление встречал радостными криками. Все вечера граф Монкриф теперь проводил с детьми. С Робби он до самозабвения играл в ладушки и прятки, а Джули рассказывал сказки и разные забавные истории, которые слышал от своей любимой няни. Отдать детей на попечение гувернанток и нянек ему уж совсем не хотелось, и он просто промолчал, когда Кэтрин завела разговор об этом во время одного из их редких совместных ужинов. Продолжения разговора не последовало. С женой он встречался редко, а беседовал и того реже.

Ни одно из мудрых изречений Констанции не приходило на ум. Кэтрин сидела в своих чудесных апартаментах, убранством которых занималась вовсе не графиня. Об этом ей сказала сама Мириам. Оставался только один человек, который мог сделать это. Только он мог вспомнить, что ее любимый цвет желтый.

Черт бы его побрал!

Кэтрин заерзала на стуле, затем встала, прошлась по комнате и снова села. Она будет держать свое тело в узде. С этим она справится. Куда больше ее беспокоила одна мысль.

Она не хочет любить графа Монкрифа.

Он вполне заслуживает ее уважения. Последние две недели показали, что Фрэдди — отличный отец. В том, что он прекрасный хозяин, она убедилась еще раньше, — достаточно спросить любого из слуг, у кого тот работает, и посмотреть, с какой гордостью он произнесет имя графа. Он щедр. Он прекрасный наездник. Он красив, высок, широкоплеч и отлично сложен. Он твердо стоит на ногах, умен, самостоятелен. Граф Монкриф думает не только о себе. Он заботится об окружающих и чувствует ответственность за их судьбу и благополучие.

Вот только на нее он не обращает внимания уже несколько недель!

Она не хочет чувствовать, как сжимается ее сердце, когда она видит мужа, ведущего пони с восседающей верхом Джули и весело смеющегося над чем-то сказанным дочерью. Ей надоело во время прогулок незаметно оглядываться на окно кабинета, в котором неподвижно стоит наблюдающий за ней Фрэдди. Надоело с волнением замечать, что верхние пуговицы его рубашки расстегнулись, обнажив треугольник кожи с черными вьющимися волосками… Она не хочет больше замедлять шаг в коридоре в глупом желании увидеть, как он смахнет пятерней упавшие на лоб волосы. Не хочет ловить себя на мысли о том, что хотела бы, подобно Джули и Робби, забыть обо всем и уткнуться в мощные плечи Фрэдди. Нет, ей не хочется прикоснуться губами к его сильной шее и очутиться в его объятиях, потому что только в его руках она чувствует себя защищенной и уверенной. Не хочет она уважать его, скучать о нем. Не желает сохнуть из-за него!