В тени больших вишневых деревьев - Михаил Леонидович Прядухин

под сердцем, двинулся по всему телу…

«Осечка», — пролетело в голове у Пожидаева.

И это слово, а может быть, звук ударного механизма, сра-ботавшего вхолостую, как тот хрип солдат, подействовало на него… Он судорожно снял с плеча «Шмель» и вновь взвел ударный механизм. Руки у него заметно тряслись…

— Ну ты что?! Я приказываю! Огонь! — отвлекшись от стрельбы, опять прокричал капитан.

Но Сергей ничего не ответил, а вновь положил огнемет себе на плечо, потом снова замер… прицелился…

Щелк — опять услышал он… Этот второй щелчок вызвал приступ гнева у Сереги, и он с перекошенным от злости лицом, обращаясь к «Шмелю», как к живому человеку, выпалил:

— Ну, мразь! Попробуй дать мне еще раз осечку!

И снова начал перезаряжать огнемёт, но в его действиях уже не было четкости, была какая-то лишняя суета. Он запутался в том, что знал назубок… Руки продолжали сильно дрожать то ли от страха, то ли от нервного напряжения, а может быть, от того и другого. Степаненко мельком взглянул на него и, давая очередную порцию свинца кишлаку, подумал: «Бл… Дали но-вобранцев из 12-го полка, сволочи».

А вслух крикнул:

— Что ты там возишься?! Твою мать! Огонь!

— Да пошел ты! Сам разберусь! — огрызнулся Пожидаев и закинул в третий раз «Шмель» на плечо.

1

ПК

–

пулемет Калашникова калибра

7,62

мм.

248

«Нет, это не чижик», — пронеслось в голове у капитана, и, ме-няя магазин одной рукой на своем АКСе, раненую по-прежнему пряча под эксперименталкой, он вновь прохрипел сорванным голосом четверым солдатам, оставшимся прикрывать отход:

— Всем приготовиться!.. По моей команде отходим! К реке!

К обрыву!

Щелк — и мозг Пожидаева в третий раз зафиксировал осечку. Выполняя свою угрозу, он в сердцах, что было сил швырнул огнемет от себя. Тяжелый заряд смертоносной смеси, спрятан-ный в пластиковую трубу, пролетел метра три и бухнулся на камни, развернувшись стороною выстрела к нему… Холодный пот прошиб Сергея, и несколько секунд он завороженно смо-трел на «Шмель»… Потом, схватив второй огнемет, он резко перекатился в сторону…

«Во придурок! Что я делаю? Хрен знает, что в башке у этого огнемета. После трех осечек, мог и долбануть, — думал По-жидаев, взводя ударный механизм на другом «Шмеле». — Да и сейчас неизвестно, что от него ожидать… Сейчас долбану и слиняю отсюда»…

С этими мыслями он вновь закинул «Шмель» на плечо и на-чал целиться в каменный домишко, где работал пулемет… Но цель прыгала в прорези прицела… Сергей сделал три коротких вдоха и выдоха, как учили, и задержал дыхание. Каменные стены вместе с черным окном, откуда периодически появлялся огонек, никак не хотели стоять на месте… Скорее всего, в этой дрожи, которую было видно даже со стороны по прыгающему огнемету, было больше нервного, чем страха…

— А-а-а-а, сука! Все равно тебе пи-ц! — взвыл Сергей и пополз

к небольшому валуну….

Теперь он точно знал, душура никуда не уйдёт, он ответит за все, через минуту от него останется только пар. И на его лице появилось подобие улыбки, когда он водрузил свой огнемет на валун… Прикосновение «Шмеля» к теплому камню сработало как мгновенное действие мощного успокоительного: дрожь из тела Пожидаева куда-то улетучилась… Он поймал в прицел в зияющем окне ненавистный огонёк, опять задержал дыхание и медленно, не спеша в очередной раз стал давить на курок, при этом чувствуя какое-то упоение…

249

Щелк — отчетливо прозвучало в ушах у Сергея. Лицо его сильно побледнело. Ему показалось, что мир, окружающий его, обрушился. Исчезла канонада боя, пропал кишлак вместе с пулеметным гнездом, растаяли горы, окружающие его со всех сторон… Когда он повернулся в сторону капитана, то увидел, что он машет ему рукой, что-то крича, но Пожидаев увидел в этом какой-то мультик из далекого-далекого прошлого… Без-надега и безысходность как бетонной плитой придавили Сергея

к серым плоским камням… Он, спрятав свое лицо между рук, тихо заплакал…

Сколько он так пролежал, Пожидаев не знал, он пришел в себя тогда, когда его кто-то сильно рванул за предплечье.

— Жив?! — Сергей поднял голову и посмотрел мутными, ни-чего не смыслящими глазами на Степаненко, который, низко пригнувшись, склонился над ним. Когда их взгляды встрети-лись, капитан все понял и снова, сильно дернув за предплечье, повторил:

— Жив?!

— Огнеметы! Сука! Огнеметы подвели, капитан!

И Сергей было собрался снова заплакать, но капитан наот-машь со всей силы отвесил ему звонкого леща… Потом, схватив за шиворот Пожидаева своей уцелевшей рукой, притянул его лицо к своему вплотную и тихо прошипел:

— За мной… быстро… к обрыву… бегом… марш, — и рванул так за воротник, что он остался у него в этой руке…

Когда бежали к обрыву, Сергей не слышал ни жужжания пролетающих рядом пуль, ни грохота стрельбы, ни криков капитана и отходящих солдат. Он не обратил никакого вни-мания на то, как упал лицом в речку, оставив ноги на суше, пулеметчик, накрыв своим телом ПК. Он не чувствовал холода во время перехода ледяной реки, ни самой воды, от которой у него час назад ломило зубы, когда он пил ее… В голове у него было только одно: «Почему? Почему огнеметы не выстрелили? Как так получилось, что оба “Шмеля” дали осечку? Такого не может быть, потому что не может быть никогда…» Этим фактом его ошарашенный разум сейчас никак не мог сложить элементарную цепь событий и понять простую вещь, что ог-неметы были повреждены, когда он вместе с ними кувыркался

250

в «Урале», и что все на самом деле могло закончиться для него гораздо хуже, и это он мог превратиться в пар, а не моджахед с пулеметом.

Из 1-го взвода к обрыву добежало семнадцать человек из двадцати двух, причем пятеро из них были серьезно ранены. Соединившись с остатками 3-го взвода и залегши за выступом, отряд начал обороняться. Отступать дальше было некуда. Отход влево по ущелью отлично простреливался духами с правого склона и из кишлака; идти вправо, на кишлак, — тоже самоубийство; вперед, на левый склон, — опять попадаешь под перекрёстный огонь; сзади — высокий обрыв, а за ним — правый склон ущелья, набитый моджахедами, и с него неустанно