Египтянин - Мика Валтари

в вино столько макового сока, сколько нужно для крепкого сна, потом отнес кубок Каптаху и сказал:

– Каптах, возможно, что мы уже никогда не увидимся, ибо ты до того возгордился, что завтра, наверное, не узнаешь меня. Поэтому выпей вино, которое я тебе даю, чтобы по возвращении в Египет я мог рассказать, что был другом повелителя четырех сторон света. Знай, что я всегда желал тебе добра, что бы с тобой ни случилось, и не забудь о нашем скарабее.

Каптах, с трудом ворочая языком, пробормотал:

– Слова этого египтянина были бы для моих ушей что жужжание мухи, если бы вино не шумело в них так, что я вообще ничего не слышу. Но, как всем известно и как я сегодня неоднократно доказывал своим подданным, которые мне очень нравятся, в кубок я никогда не плевал, поэтому осушу и этот, хотя знаю, что завтра дикие мулы будут бить меня копытами по голове.

В тот момент, когда он допил свой кубок, солнце село, в зал внесли факелы, все, умолкнув, встали, и во дворце наступила мертвая тишина. Каптах сдернул с головы царский убор и сказал:

– Эта проклятая штука давит на голову, она мне надоела. Ноги мои одеревенели, веки налились свинцом, и лучше мне пойти спать.

С этими словами он потянул на себя тяжелую скатерть и опустился на пол, вместе со скатертью на него полетели кувшины и кубки с вином, так что он, как пообещал утром, был по шею в вине. Но царские слуги раздели Каптаха, облачили Буррабуриаша в мокрые от вина одежды, надели ему на голову царский убор, дали в руки знаки царской власти и посадили на трон.

– Это был утомительный день, – сказал Буррабуриаш, – но я все-таки приметил кое-кого, кто не выказывал мне достаточного почтения во время игры, надеясь, наверное, что я захлебнусь горячим бульоном. Прогоните плетьми спящих на полу, вычистите зал и выставьте народ за ворота дворца, а этого полоумного, который мне надоел, положите в погребальный кувшин, если он уже умер.

Каптаха перевернули на спину, личный врачеватель, у которого дрожали руки и слезились глаза, кое-как осмотрел его и сказал:

– Воистину этот человек мертв, как навозная муха.

Тут слуги внесли большой глиняный кувшин, в каких вавилоняне хоронят мертвых, засунули Каптаха туда и залепили кувшин глиной. Царь, как обычно было принято, велел отнести его в подвал к другим ложным царям, но я возразил:

– Этот человек – египтянин, ему, как и мне, сделано обрезание, поэтому я должен сохранить его тело по египетскому обычаю и приготовить для него все, что требуется для перехода в Страну Заката, чтобы он мог после смерти праздно пить, есть и веселиться. На это требуется тридцать или семьдесят дней, в зависимости от того, был ли человек при жизни знатен или нет. С Каптахом, я думаю, я справлюсь за тридцать дней, поскольку он был просто моим слугой. После этого я привезу его обратно и похороню рядом с прежними ложными царями в их усыпальнице в подвалах дворца.

Буррабуриаш выслушал меня с интересом и сказал:

– Пусть будет по-твоему, хотя я думаю, что все это напрасно, ибо человек, который умер, лежит неподвижно, а его дух блуждает повсюду, не находя себе покоя, и ест отбросы на улицах, если родные не держат его кувшин в своем доме, чтобы он мог питаться тем же, что едят они. Так бывает со всеми, кроме меня, царя, которого боги возьмут после смерти к себе, дабы мне не пришлось заботиться о каше и пиве. Но делай с ним что хочешь, раз это обычай твоей страны, а я не хочу спорить об обычаях, я молюсь и тем богам, которых не знаю, и прошу у них прощения за те грехи, которых не совершал, ибо лучше быть предусмотрительным.

Я велел слугам отнести глиняный кувшин с Каптахом в носилки, которые ждали меня у стен дворца, но, прежде чем уйти, предупредил царя:

– Ты не увидишь меня тридцать дней, ибо, пока я бальзамирую тело, я не могу встречаться с другими людьми, чтобы не перенести на них злых духов, кружащих вокруг трупа.

Буррабуриаш засмеялся и сказал:

– Будь по-твоему, а если ты покажешься, я велю своим слугам прогнать тебя палками, дабы ты не занес злых духов во дворец.

Чтобы Каптах не задохнулся, я подошел к носилкам и проткнул глину, которой замазали горло кувшина, пока глина была еще мягкой. После этого я тайком вернулся во дворец, прошел в женские покои, где скопцы очень обрадовались, увидев меня, так как они боялись, что царь может прийти в любую минуту.

Но, открыв дверь в покои, где я запер Минею, я тут же, разрывая на себе волосы, с воплями выбежал обратно.

– Войдите посмотреть, что случилось! – кричал я. – Вот она лежит бездыханная, вся в крови, а рядом с ней на полу окровавленный нож, и даже волосы ее в крови.

Скопцы вошли и, увидев кровь, которой они очень боялись, почувствовали такой страх, что не осмелились даже прикоснуться к девушке. Боясь царского гнева, они заплакали и стали стенать, но я сказал им:

– Мы все – вы и я – попали в плохую историю, поэтому принесите скорее ковер, в который я смогу завернуть тело, и смойте с пола кровь, чтобы никто не узнал, что здесь произошло, ибо царь рассчитывал на много радостей от этой девушки, хотя еще и не видел ее, и гнев его будет ужасен, если он узнает, что вы и я своим неразумием позволили ей умереть, как захотел ее бог. Потом идите скорее и купите другую девушку вместо этой, и лучше такую, которую привезли из дальних краев и которая не знает вашего языка. Нарядите ее для царя, а если она будет сопротивляться, побейте ее палками в его присутствии – это доставит ему большое удовольствие, и он вас хорошо наградит.

Скопцы поняли, что слова мои мудры, и я, не торгуясь с ними, отдал им половину того серебра, которое, как они сказали, требуется на покупку новой девушки, хотя я знал, что они его присвоят и купят девушку на царское серебро, украв еще и оттуда, так как заставят торговца записать на глиняной табличке бо́льшую цену, чем он получит с них, – но так было и так всегда будет принято у скопцов во всем мире, поэтому я не хотел с ними спорить. Они принесли мне ковер, в который я завернул тело Минеи, и помогли отнести его через темный двор в носилки, где в