Приступить к ликвидации - Эдуард Хруцкий

— Может.

— Странное дело, с одной стороны, тебя блатняки на ножи поставить могут, а если ты их повяжешь, то мне орден, а тебе опять трибунал. Неправильно это как-то.

— Мне лишь бы скорей.

— Это ты прав, — по-своему понял его Никитин, — раньше сядешь, раньше выйдешь. Ну, собирайся.

Алтунин встал, натянул сапоги, надел гимнастерку, туго перетянул ее ремнем, подошел к зеркалу и долго глядел в мутноватую треснувшую его поверхность. Свечи, горящие в комнате, и лампа-трехлинейка у кровати отражались в его полумраке, создавая иллюзию длинного коридора. «Он ведет в неизвестность», — подумал Алтунин.

— Ты чего к зеркалу прилип? — с недоумением спросил Никитин.

— Посмотри, видишь? — подозвал его Вадим.

Никитин подошел, несколько минут глядел в зеркало.

— Свечки как свечки, — сказал Никитин. — Они мне знаешь как надоели…

Они вышли на улицу. Оба высокие, стройные, в кожаных регланах и летных фуражках. Несмотря на вечер, в городе было совсем тепло. Ни с чем не сравнимый пьянящий весенний дух заполнял улицы. Навстречу им шли люди в расстегнутых пальто, кое-кто нес шапки в руках. Проходными дворами, развалинами они вышли на Красноармейскую. Улица была пуста. Ничто даже отдаленно не напоминало, что улица эта полностью блокирована работниками уголовного розыска. Но Никитин знал, что этот грузовик с плотно закрытым кузовом, под которым лежал разгневанный шофер, не случайно сломался именно здесь. Он знал, что в его закрытом кузове сидят и ждут сигнала люди. Многое видел Никитин, безошибочно отличая работников ОББ от случайных прохожих. И все это делалось ради безопасности двоих людей — его и Алтунина.

Никитин

Ох и шумно было в пивной! Голоса людей смешивались со звоном стаканов, и все перекрывал аккордеонист, игравший какие-то мучительно тоскливые польские танго. Да, веселое место. Такие нравились Никитину. Он вообще любил в своей работе необычность и риск. Допросы утомляли его, он начинал быстро злиться, упускал главное — детали. Вот такое дело по нему. Горячее дело, рискованное.

Они сидели за столом, покрытым клеенкой, и пили пиво. Никитин покосился на Алтунина. Ничего сидит. Спокойный, руки не дрожат, бледности нет. Лихой он парень, Вадим. Отхлебывая пиво, он внимательно и цепко оглядывал людей. Ну и рожи!

Вон за столом у буфета трое красномордых, в пиджаках клетчатых с плечами подбитыми, сошлись лбами, шепчутся о чем-то. Куда только военкомат глядит? На них дивизионные пушки возить, а они в тылу самогонку с пивом жрут. А эти? Нет, эти, видать, крестьяне, после рынка продажу обмывают.

Распаренные официантки в грязных передниках сновали от столика к столику. Провожая их глазами, Никитин взглядом вырывал из этой толпы то женское лицо с грубо накрашенными губами, то человека, уронившего голову на грязный стол, то узнавал знакомого оперативника, усиленно разыгрывающего пьяного.

Время шло. Они пили пиво и даже по сотке «бимбера» схватили, закусив все это картофельными оладьями с салом. Время шло. Тягучее танго наводило тоску, где-то в углу за его спиной вспыхнул и погас скандал. Время шло. Никитин посматривал на часы. Восемнадцать тридцать. Ну что ж, посидим еще немного и смотаемся. Видать, не придут сегодня гонцы от Крука. Ну ничего, дней-то ох как много на это отпущено. Аж целая неделя. Работа непыльная. Сиди за столом и пей за казенный счет.

Алтунин сидел рядом с ним такой же спокойный, как и всегда. Он курил и цедил сквозь зубы мелкими глотками кисловатое пиво. Он тоже ждал.

Никитин так и не понял, почему ему вдруг стало так неуютно, словно он раздетый на люди вышел. Он мазнул взглядом, как длинной очередью, по всему залу и увидел лицо. Здравствуйте вам, пожалуйста, заходите, Настя. Знакомая рожа-то. Где же он видел-то его?

А память помчалась обратно, вырывая из прошлого человеческие лица. «Кто? Кто? Кто?! — кричала память. — Почему здесь?! Почему?!» Он не услышал выстрела. Просто вдруг пиво залило лицо, осколком кружки рубануло по щеке. Никитин упал, и вторая пуля разворотила деревянную стену. Аккордеон смолк, и кто-то закричал протяжно и страшно: «Ой! Убили!» Никитин выдернул наган, он теперь контролировал зал. Стреляли из буфета. Стреляли минимум трое. Никитин краем глаза увидел Алтунина, лежащего на полу, над ним склонился Серебровский. Он выстрелил трижды по буфету над головами бандитов. Разбитое стекло картечью разлетелось в узком пространстве. Трое бросились к черному ходу. Один из бандитов повернулся и рванул из кармана гранату. Никитин выругался и всадил в него пулю прежде, чем тот успел дотянуться до кольца. Перепрыгнув через убитого, он выскочил в узкий тамбур, ногой распахнул дверь на улицу.

Автоматная очередь заставила его прижаться к стене, он выстрелил два раза на вспышки в полумраке, уже различая четыре темные фигуры, уходившие к развалинам, погоня дугой охватила их.

«Уйдут, — со злостью подумал Никитин, — уйдут в развалины». Он бросился вслед за ними и услышал надсадный лай собак.

Данилов

Он шел через пивную по лужам разлитого пива, отбрасывая ногой валяющиеся стулья. Шел от двери, прочертив через зал видимую ему одну прямую линию. В конце ее лежал человек в залитом кровью желтом кожаном реглане.

— Ну? — спросил он у Серебровского.

Сергей ничего не ответил, только махнул рукой.

Данилов наклонился над убитым. Пуля, разорвав реглан, попала прямо в сердце. Он умер сразу, так и не поняв, видимо, что произошло. Удивление навсегда застыло в погасших глазах и на уже тронутом синеватой бледностью лице.

Данилов оглядел зал. У стены стояли посетители, оперативники проверяли у них документы. Запах пороха смешался с отвратительным запахом сивухи и пива.

«Так вот она, последняя станция твоих горьких странствий, капитан Алтунин», — подумал Данилов с острой жалостью.

— Почему начали стрелять? — спросил он у Серебровского.

— Непонятно.

— Товарищ полковник, — подбежал к нему запыхавшийся капитан Токмаков, — они уходят в развалины.

— Сколько их?

— Четверо.

— Как они прошли сквозь оцепление?

— Развалины. — Токмаков выругался. — Там старая канализация, можно выйти прямо во двор пивной. Их преследуют, собак пустили.

— Пошли, — сказал Данилов.

Они с Серебровским вышли на улицу к машине. Где-то в развалинах слышались пистолетные выстрелы.

«Уйдут, — с тоской подумал Данилов, — хоть бы одного взять. Одного. От него потянется цепочка к банде».

Он был уверен, что в самое ближайшее время Крук узнает о том, что произошло на Красноармейской. Наверняка в пивной были его люди. Они не стреляли, и документы у них были в полном порядке. Они смотрели и запоминали…

Но почему начали стрелять? Почему?

Никитин

Облава лавиной катилась по развалинам. Никитин бежал в темноте, падал, разбил колено, но все же бежал, ругаясь про себя. Сорвавшийся кирпич больно долбанул его по спине. Он бежал на выстрелы и лай собак. Внезапно вспыхнул прожектор, высветив мертвенно-синим светом причудливое нагромождение камней и переплетение арматуры. В столбах света крутилась красная кирпичная пыль, и Никитин увидел скорчившегося у полуразбитой стены человека. Пуля начисто снесла ему половину черепа. Рядом с ним остановился офицер милиции в форме, и Никитин узнал капитана Токмакова.