Целитель - Антти Туомайнен

Девушка слегка улыбнулась и снова повернулась ко мне лицом.

— Пару раз в неделю, — ответила она.

И только тогда я по-настоящему разглядел ее глаза. Казалось, они собрали все солнечные лучи, что проникали через высокие многостворчатые окна библиотеки. В глазах молодой журналистки как будто пылали все огни нашего становящегося все более мрачным мира.

— А что вам нравится читать? — продолжал спрашивать я.

Она задумалась на минуту.

— В основном это не художественная литература, — сказала Йоханна, глядя так, будто действительно думала обо мне. — Вещи, связанные с моей работой. Прямо или косвенно.

— А как насчет истории?

— Иногда.

— Романы?

— Иногда.

— Поэзия?

— Никогда.

— Почему же?

— Она меня раздражает. В особенности современные поэты. Хорошо обдуманная намеренная мрачность и непонятность. «Сердце стучало, как молоток, что бил в вечную полночь, а мягкое танцующее покрывало прикрывает ее лакричные виски». Разве можно это читать, да еще и притворяться, будто что-то извлекаешь из этого чтива.

— Допустим, — сказал я, — но вы не могли бы вспомнить имена каких-нибудь поэтов или названия книг стихов, которые прочитали?

Йоханна посмотрела на меня своими прекрасными глазами, назвала пару названий сборников поэзии, потом покачала головой. Я согласился с тем, что стихи, которые она читала, действительно непонятны. Но заметил, что есть и хорошие стихи, что я знаю названия сборников, которые помогут ей изменить мнение о поэзии или, по крайней мере, понять, что в отвергнутом ею целом литературном жанре бывают и исключения.

— А вы такие читали? — несколько недоверчиво поинтересовалась она.

— Да, я такие читал, — сделав ударение на слове «такие», подтвердил я.

Некоторое время мы смеялись друг над другом, потом что-то заплясало в ее глазах.

— Думаю, что вы сможете порекомендовать такую книгу, которая поможет мне изменить прежнюю точку зрения.

— Возможно, — не стал отрицать я.

Девушка проследовала за мной в библиотеку, в отдел поэзии. Я чувствовал ее взгляд на своей шее. И это чувство не было мне неприятно. Я думал о сине-зеленых огнях, что сияют в глазах этой женщины; они напоминали мне цвета радуги ярким солнечным днем.

Мы подошли к полкам со стихами, я вынул несколько книжек финских поэтов и начал цитировать их стихи; на самое дно стопки я положил свой сборник. Йоханна подошла, встала рядом со мной и стала слушать если не с явным интересом, то, по крайней мере, изо всех сил пытаясь продемонстрировать его мне, особенно когда я рассказывал о художественных особенностях каждого поэта, а потом читал по одному стихотворению, чтобы показать, как ясен и понятен их язык.

Йоханна была одета в широкие джинсы, черный свитер с высоким горлом; на ногах было что-то среднее между туфлями и ботинками. И пока мы стояли рядом, я не мог отказать себе в удовольствии вдыхать аромат ее волос, чувствовать тепло ее тела и притяжение этих замечательных, излучающих свет сине-зеленых глаз.

Я взял последнюю книгу, раскрыл ее и прочитал стихотворение. Закончив, я посмотрел на нее. Девушка не была так впечатлена, как мне хотелось бы.

— Я не знаю, — проговорила она.

— Прочитать что-нибудь еще?

— Да, пожалуйста.

Я прочитал еще стихотворение.

— Похоже, вы знаете его наизусть, — заметила девушка. — Вы читаете не заглядывая в книгу.

Она взяла книгу из моих рук, раскрыла ее и, увидев мое фото на титульном листе, подняла на меня взгляд.

— Очень умно, — проговорила она с улыбкой.

Я постоял некоторое время в переулке, глядя, как задние огни машины Хамида тают в тумане.

За время короткого пути от вокзала до Темппелиаукио я успел обдумать те прочные узы, что накрепко связали всех нас вместе. Йоханна, Паси Таркиайнен, Ласси Утела, Лаура Вуола, Харри Яатинен и я. Даже госпожа Бонсдорф и Хамид. Не говоря уже об Ахти с Эллиной. Мы бежим тяжело дыша, выбиваясь из сил и жалуясь, каждый в своем направлении, но чем дальше мы бежим, тем ближе становимся друг к другу.

Эллина открыла дверь. Она поздоровалась со мной с теплой улыбкой, умудряясь при этом смотреть почти вопросительным взглядом мне в лицо. Я успел поймать и свой собственный взгляд в зеркале в прихожей и понять его смысл. Мои глаза сверкали так, будто я был зол или даже вне себя от гнева. Мне не хотелось объяснять ей причину этого, вряд ли у меня получилось бы. По крайней мере, не сейчас. Я сказал ей, что хочу поговорить с Ахти.

— Ахти спит.

— Разбуди его.

— Не поняла?

— Разбуди его.

Эллина изумленно посмотрела на меня, потом изумление сменилось явным раздражением. Наконец она смирилась с моей просьбой и, качая головой, отправилась в спальню.

Все в гостиной было мне давно знакомо. Я знал содержимое книжного шкафа Ахти и Эллины наизусть. Книги и то, в каком порядке они стояли, запечатлелось в моей памяти за те десятки раз, когда мы все вместе сидели в этой комнате. Мне не нужно было дотрагиваться до черного кресла перед шкафом, чтобы помнить, какое оно мягкое и обволакивающее. Я помнил, каким ярким был торшер рядом с креслом. Как-то вечером, плавно перешедшим в ночь, мы сидели при свечах, и многочисленные старинные подсвечники отсвечивали темно-коричневой бронзой по другую сторону кресла, на котором, как обычно, лежала книга.

Пусть комната и была мне знакома, я смотрел на все это как в первый раз, одновременно прислушиваясь к шуму в спальне.

Я подумал, что по-настоящему нас удивляют те вещи, которые мы считаем давно и хорошо знакомыми, а потом вдруг выясняется, что мы заблуждались.

— Он подойдет через минуту, — сказала Эллина, появившись позади меня.

— Спасибо.

— Я не понимаю…

Мы сели на противоположные концы дивана, оставив между собой посередине диванную подушку как пограничный знак.

— Ты сегодня сам не свой.

Я ничего не ответил, все еще думая о своем.

— Тапани, — тихо проговорила Эллина, склонившись в мою сторону, — ты, наверное, неправильно понял все то, что я тебе рассказала. О том, что случилось. О Паси Таркиайнене.

— Думаю, я все понял прекрасно.

Она поколебалась.

— Надеюсь, ты не собираешься все рассказать Ахти.

Я посмотрел на нее и уже собирался сказать, что в этом нет необходимости, когда в комнату вошел Ахти.

— Тапани, привет.

Ахти выглядел так, будто за последние сутки потерял в весе несколько килограммов. Он даже будто стал ниже ростом, даже его фигура стала другой. Я знал, что это невозможно, но таково было мое впечатление, когда я смотрел на него, одетого в тренировочные штаны и шерстяной свитер, в толстых спортивных носках на ногах.