Дорожные работы - Стивен Кинг

– Идите, с ним все будет в порядке.

И Мэри, в конце концов, пришлось ткнуть его в бок и сказать:«Ну идем же, Барт!» – потому что он застыл на месте, глядя в глаза своего сына,говорившие: «Неужели ты позволишь им сделать это со мной, Джордж?» А его взглядотвечал: «Похоже, что да, Фредди», – и они с Мэри стали подниматься полестнице, показав Чарли свои спины – самое ужасное зрелище для маленького ребенка,– и тогда Чарли заплакал. Но Мэри даже не оглянулась, потому что любовь женщины– странная штука. Она жестока и почти всегда зряча, а любовь, которая всевидит, – это ужасная любовь. Она знала, что в такой ситуации правильнеепоскорее уйти, и так она и поступала, воспринимая этот плач как очереднойнеобходимый этап развития ребенка, вроде болей в животе от скопившихся газовили содранных коленок. И тогда он ощутил в груди такую острую, такую настоящуюболь, что на мгновение ему даже показалось, что у него начался настоящийсердечный приступ, а потом боль куда-то исчезла. Тогда он не мог понять, чтоозначает эта боль, но теперь ему показалось, что это было самое обычноепрощание со своим ребенком. Увидеть спины родителей – это еще не самое ужасное.Самое ужасное – это то, с какой быстротой дети забывают про эти самые спины иначинают заниматься своими делами – игрой, сбором головоломки, новым другом и,в конце концов, смертью. Вот что он почувствовал в ту минуту. Чарли началумирать задолго до того, как стал больным, и ничто, ничто в целом свете немогло спасти его даже тогда.

– Барт? – сказала она. – Барт! Ты слышишь меня, Барт?

– Да.

– Скажи, зачем ты все время думаешь о Чарли? Ты просто ешьсебя поедом. Ты превратился в его пленника.

– Но ты-то свободна, – сказал он. – Да, ты свободна.

– Ты не возражаешь, если я зайду к адвокату на будущейнеделе?

– Ладно, давай.

– Совершенно ведь необязательно делать эту процедуруотвратительной, верно, Барт?

– Разумеется. Все пройдет очень цивилизованно.

– Ты не передумаешь за это время и не заявишь, что ты несогласен на развод?

– Нет.

– Тогда… Тогда я позвоню тебе позже.

– Ты знала, что настало время уйти, оставить его одного, итак ты и поступила. Господи, как хотел бы я быть таким же уверенным в себе –Что?

– Ничего. До свидания, Мэри. Я люблю тебя – Только повесивтрубку, он осознал, что по привычке произнес последнюю фразу – машинально, безовсякого чувства. Но это была неплохая концовка. Очень даже ничего.

– Простите, кто это звонит? – спросила у него секретарша.

– Барт Доуз.

– Вы можете секундочку подождать?

– Конечно.

Она заблокировала слышимость, и он остался стоять с молчащейтрубкой в руке, выстукивая ногой чечетку и созерцая из окна призрачный городулицы Крестоллин, Запад. День был ясный, но очень холодный. На улице было околодесяти градусов выше нуля, но из-за влажности казалось, что температура упалапо крайней мере до минус десяти [19]. Ветер поднимал в воздух снежную пыль инес ее через улицу к опустевшему дому Хобартов, молчаливо ожидавшему первыхударов чугунного ядра. Хобарты даже ставни с собой увезли.

Раздался щелчок, и голос Стивена Орднера произнес:

– Барт, как поживаешь?

– Прекрасно.

– Я позвонил, чтобы узнать насчет прачечной, – сказал он. –Хотел выяснить, что корпорация решила по поводу переезда на новое место.

Орднер вздохнул. – Не слишком ли поздно ты забеспокоился? –В голосе Орднера прозвучала добродушная усмешка.

– Я позвонил не для того, чтобы ты надо мной издевался.

– А почему, собственно говоря, и нет? Ты-то сам над намивдоволь поиздевался. Ну ладно, забудем об этом. Совет директоров решил свернутьпрачечное производство. Однако у нас по-прежнему останутся прачечныесамообслуживания, они приносят неплохой доход. Правда, мы собираемся сменитьназвание: теперь они будут называться «Хэнди-Уош». Звучит неплохо, правда?

– Просто ужасно, – ответил он равнодушно. – Почему ты неуволил Винни Мэйсона?

– Винни? – В голосе Орднера послышалось удивление. – Виннивыполняет для нас очень ответственную работу. Стал большим начальником. Честноговоря, я не понимаю, почему ты…

– Брось эту ерунду, Стив. Ты сам прекрасно знаешь, что наэтой работе у него нет никакого будущего. Подыщи ему место, достойное его, иливыстави его за дверь.

– Честно говоря, Барт, по-моему, это не твое дело.

– Ты поймал его на протухшего дождевого червя, но он покаеще не знает, что он на крючке. Он до сих пор думает, что это просто вкусныйобед.

– Насколько мне известно, он малость проучил тебя передРождеством.

– Я сказал ему правду, а ему это не понравилось.

– Правда – это скользкое слово, Барт. Думаю, что ты долженпонимать это лучше, чем кто бы то ни было, в особенности после всей той лжи,которую я от тебя услышал.

– Тебя это до сих пор точит, да?

– Когда выясняешь, что тот, кого ты считал хорошимчеловеком, на самом деле мешок с дерьмом, то действительно становится немногоне по себе.

– Не по себе, – задумчиво повторил он. – А мне казалось какраз наоборот: тебе становится не по себе, когда ты обнаруживаешь, что вокругтебя не мешки с дерьмом, а живые люди.

– Ты хотел мне еще что-то сказать, Барт?

– Нет, вроде бы нет. Просто я хочу, чтобы ты перестализдеваться над Винни, вот и все. Он – хороший человек. А ты делаешь все, чтобыпревратить его в ничтожество. Ты сам прекрасно это знаешь.

– Интересно, с какой это стати мне понадобилось превращатьВинни в ничтожество?

– Ты отыгрываешься на нем, потому что не можешь добраться доменя.

– Ты превращаешься в параноика, Барт. Лично я желаю толькоодного: забыть о тебе как можно скорее.

– И именно поэтому ты пытаешься выяснить, не стирал ли якогда-нибудь за бесплатно свое белье в нашей прачечной, да? Не брал ли я взятоку владельцев мотелей, верно? Насколько я понимаю, ты даже поднял все распискипо ссудной кассе за последние пять лет.

– Кто тебе об этом сказал? – гавкнул Орднер. Судя по голосу,он уже не владел собой.

– Кто-то из твоих же товарищей, – радостно солгал он. –Кто-то из тех, кто рассчитывал, что я сумею продержаться еще немного, как раздо следующего заседания совета директоров. – Кто?